До настоящего время «тайна» смерти Кирова до конца не раскрыта. Когда в 1956 году Генеральному секретарю Н.С. Хрущеву, поручившему новое расследование, доложили о результатах, то он запер заключительный документ в сейф со словами: «Пока в мире существует империализм, мы не можем опубликовать такой документ».
Однако народ уже тогда понял суть произошедшего, сочинив и шепотом передавая частушку: «Эх, говори Москва, разговаривай Россея! Ой, огурчики-помидорчики, Сталин Кирова убил в коридорчике». Нет сомнения, что действия убийцы Николаева направлялись высшими инстанциями из Москвы.
Социалисты-революционеры, а позже и большевики испытывали большое уважение к «Катехизису» Нечаева, утвердившего путь политического террора во имя счастья и свободы народа. Сталин, вне сомнения читавший это текст, один из немногих, кто следовал ему буквально, но в грандиозных масштабах. Это подтверждает вся его жизнь, от ранних «эксов» с жертвами невинных прохожих, до террора середины 30-х годов против своих недавних близких друзей, соратников-большевиков, мешавших ему теперь достигнуть заветной цели – абсолютной власти в партии и стране. Это пример патологического перерождения крайнего пассионария, что сопоставимо с психическим расстройством царя Ивана Грозного, расширившего свое царство до Сибири, и одновременно истребившего в нем множество своего народа.
Если «большие» политические процессы конца 20-х и начала 30-х возбуждались из-за аварий и хозяйственных просчетов, и были направлены против «вредителей», выбранных «козлами отпущения» за промахи партийного руководства во главе со Сталиным, то новый сталинский замысел по грандиозной «чистке» партии развернулся сразу после убийства Кирова, объявленного терактом.
Уже вечером после убийства Кирова по распоряжению Сталина было составлено и обнародовано Постановление об ужесточении мер против контрреволюционеров и террористов и внесение соответствующих поправок в Уголовный кодекс. Согласие на это членов высшего партийного и Советского руководства было оформлено опросом, только через два дня, и задним числом. Теперь любое «политическое дело» могло быть выдано за подготовку к террористическому акту, а расправиться с неугодными можно было немедленно. Это широко распахнуло двери для последовавших массовых беззаконий. Сразу десятки дел, находившиеся у «органов» в производстве, никак не связанных с убийством Кирова, попали под понятие «контрреволюция» и были спешно рассмотрены судами. Почти все обвиняемые был приговорены к расстрелу, о чем было публично, и к удовлетворению «масс», объявлено в день похорон Кирова.