… Таргос! Ярош! Во имя Света и Тьмы!…
Не дайте мне опоздать!…
* * *
Размеры толпы впечатляли — похоже, здесь собралось подавляющее большинство, если не все жители этого злосчастного посёлка. Мужчины и женщины, молодёжь, зрелые и старики — проталкиваясь сквозь плотно сомкнутые ряды, я успел заметить даже нескольких детей, испуганно жмущихся к ногам родителей… Таргос! Как же я иногда ненавижу людей!…
Некоторые сжимали оружие — топоры, короткие пики, охотничьи ножи на длинных рукоятках, у кого-то даже был арбалет — сейчас всё это добро, словно обычные палки, лишь угрюмо тянуло руки владельцев к земле. Кто-то, было, волок дрова — и теперь так и стоял, неловко держа на весу охапки веток или деревянные чурки, даже не соображая, что будет легче, если бросить их вниз. У двоих, что стояли позади, были факелы — их свет почти растворялся в ярких солнечных лучах. Зато чаду было с избытком — явно переборщили со смолой; чёрный дым, дополняя жутковатую картину, трепетал-полоскался на зимнем ветру зловещими тёмными стягами…
На меня не обращали внимания. Люди, словно изваяния, широким полукольцом застыли в доброй дюжине шагов от небольшого бревенчатого строения, бывшего, видимо, той самой баней… В гробовой тишине ударами набата разносились над толпой слова, что произносил негромкий, хриплый женский голос:
— … ничего вам доказывать… — услышал я. — Вы всё равно глухи и слепы! Не видите ничего дальше собственного носа, и не желаете видеть…
Я, отчаянно работая локтями, прорывался на край людского моря, изо всех сил стараясь забирать левее… Наконец, усилия мои были вознаграждены. Теперь лишь широкие спины двоих мужиков пониже меня, оставаясь единственной преградой между мной и происходящим, давали мне возможность всё чётко видеть и при этом не быть замеченным самому.
… Ведьма оказалась худощавой женщиной среднего роста — похоже, совсем молодой, хотя возраст определить было сложно. Лицо — бледное, без кровинки, перепачкано грязью и сажей. Верхняя часть головы плотно перемотана тряпками, сквозь которые на правом виске уже успело проступить бурое пятно засохшей крови… Черты казались каменными, и только глаза — огромные, зелёные, про такие говорят «на пол-лица» — яростно сверкали из-под повязок, делая колдунью чем-то похожей на дикую лесную кошку.
— Мне не нужен этот жирный боров! Не нужна его поганая шкура!… Пусть и дальше продолжает потчевать ваши уши своими байками, в то время как настоящая беда продолжает ходить по лесу бок о бок с вами, убивая ваших соплеменников…
Прямо перед колдуньей, спиною к ней, застыл в необычной, кренящейся назад позе грузный лысоватый человек. Серебристое, парадное, одеяние Светлого Жреца невпопад переливалось на свету сгустком победоносного пламени — словно издеваясь над своим владельцем. Глаза толстяка, казалось, сейчас вылезут из орбит — левой рукой женщина удерживала его за шею, а кончик длинного стилета, который она крепко, но как-то странно, неуклюже сжимала в правой, упирался ему под подбородок. Жрец судорожно хватал ртом воздух, словно рыба, выброшенная из воды, и то и дело порывался дёрнуться в сторону, но лишь едва слышно завывал от страха — похоже, хватка у колдуньи была стальной…