— А я вам говорю, что это ПМН. Причем, первой модели, образца пятидесятого года. Какой-то поц выдолбил ямку в цементе, установил и налил тут водой, чтоб было незаметно. Посмотри на повреждение конечностей: типичные для «черной вдовы»! Или, как ее расшифровывали солдаты, «принесите мне ногу». Двести граммов тротила — это одна из самых больших навесок взрывчатки. Ну, взгляни сам…
Я перевел глаза на их пациента и содрогнулся: правая нога была оторвана по колено, у второй отсутствовала ступня, правая же кисть висела на полоске кожи, а нижней челюсти не было вовсе. Брр-р! Не дай Бог такому с нами…
Вздохнув, Шиберман поднялся на ноги и выключил фонарь.
— Все. Нет пульса. Бесполезно все. Время смерти девять двадцать утра.
— Мысли есть? — Спросил Дон.
— Надо двигаться дальше — вон, вода уже заканчивается, а этот участок пройдем по рельсам и с максимально возможной дистанцией друг от друга. Настоятельно рекомендую соблюдать осторожность, ибо больше пленных у нас нет. Я пойду первым, у меня есть опыт. На рельсах нажимные не поставить, возможны, однако, растяжки, а фонарями пользоваться не стоит. Поэтому…
Он извлек из рюкзака подобие удочки.
— Вот, глядите на будущее, — он размотал длинную нить с грузом. — Держу удилище горизонтально, чтоб конец был на уровне выше головы. Нить с грузом свободно свисает до земли и если встретит нить растяжки, груз качнется в вашу сторону. Грузик покрыт специальным составом и его в ПНВ хорошо видно… Ну с Богом!
Шиберман встал на рельсу и, балансируя как канатоходец, медленными шажками двинулся вперед. Мы затаили дыхание. Но Шибер как приклеенный просеменил вдоль рельса и, немного покрутившись со своей удочкой на «суше», махнул рукой нам. Дон переправился так же легко. А я едва не оступился и мгновенно покрылся противным холодным потом. Всё-таки мины — гадость. Нет, я понимаю их необходимость и оправданность на войне, но тут в наших тоннелях, которые мы уже привыкли считать своей надежной защитой, эти «адские машины» у меня лично вызывали легкую панику.
…Дон и Шиберман стояли лицом к лицу с небольшим уступом, одновременно переговариваясь и следя за фронтом и тылом. Было, что-то в их работе, поведении и общих действиях, что вызывало у меня легкую зависть. Какая-то собранная деловитость. Знание сокровенное. В далеком «щенячьем» возрасте я проходил практику на конвейере одного из заводов. Вот и там также рабочие переговаривались, травили анекдоты, сетовали на семейные неурядицы, а их руки порхали над собираемыми деталями, в последнюю секунду уходя из-под удара пресса. Казалось, что их конечности жили своей жизнью. Опыт короче!