— А если не будут?
— А подождем…
***.
Оружие решили взять с собой — оставлять такое богатство в нычке было неразумно. Тащить его было тяжело, но мы справились. Запыхавшись, ввалились в нашу коморку. Мой брательник, всклокоченный и перевязанный, сидел на топчане и около него хлопотала медсестра. На топчане напротив сидел Петька. Его правая нога была примотана скотчем к ножке топчана.
— Что на этот раз? — Спросил Валерка.
— Ой, блин! Герои вернулись! Чтоб я еще раз связался с этим засранцем..! — Заверещал Володька увидев нас. — Во мне дырок, как в голландском сыре.
— Дядьки, я не виноват! Оно само!
— Да, что случилось?
…Оставшись с мелким, Володька вытянул больную ногу на топчане и, закинувшись обезболивающим, решил подремать. Спустя минут сорок, у Петьки потуги вести себя прилично и страх огрести всевозможных телесных наказаний серьезно уступили позиции наступающим силам проказ и любопытства. Объектом очередной проказы суждено было стать недостаточно бдительно брошенному на топчан ружью — Володькиному ИЖ-27, короче. Убедившись в крепком сне наставника и воспитателя, Петька, называемый братишкой не иначе, как Проказа, подтащил к себе ружбайку и стал изучать. Не могу его за это осуждать. Я, наверное, в его возрасте тоже проявил бы интерес к небрежно брошенному оружию… Короче, в его не отягощенный интеллектом мозг пришла свежая мысль — «А выдержат ли наши сварочные ухищрения на двери выстрел этой гаубицы?». Малец проделал необходимые для ударно-спускового механизма нажимательно-поступательные действия… Ну, хоть у этого обормота была свинцовая дробь! Выстрел прогрохотал под сводами нашей крепости и рикошетом ушел в здоровую ногу моего братишки. Это вы ему объясните, что неглубоко под кожу ушло. Взревев, как раненый слон, он вырвал свой карамультук у Проказы и, сочась кровью, сгробастал виновника торжества. Короче, тощие ягодицы встретились с толстым ремнем. Примотав хулигана скотчем за ногу к топчану, Вовка дозвонился до медпункта, и в данный момент, обласканный медсестрой (они там в своей зубодерне быстро с медиками спелись), возлежал и материл. Всех. Петьку-Проказу, нас и производителей охотничьего оружия.
— Ладно, Вов. Ноги — не руки.
— Чегой-то?
— Две простреленные руки хуже. Даже жопу не подтереть самому.
— Грубиян и падла! Ненавижу. Сильно. И пребывать тебе в немилости, покуда не нальешь…
— Вова, тебе сейчас антибиотик колоть будут, наверное.
Володька посмотрел на Петьку уже конкретно ненавидящим взглядом.
— Убью гадину!!!
Зазвонил телефон. Михилыч, объявил общий сор через десять минут.