В те годы вход в американский конгресс был совершенно свободный, без какой-либо проверки на «безопасность». На открытые слушания в комиссиях сената и палаты представителей, даже если на них выступал министр обороны США, дипломаты проходили в порядке живой очереди, вместе с американскими туристами и прочими зеваками. Правда, сотрудники конгресса советских дипломатов иногда «высматривали» в зале и демонстративно указывали на нас пальцем.
Постепенно познакомился кое с кем из всезнающих «стаферов» (экспертов, готовящих материалы для своих боссов), а затем и с самими сенаторами и конгрессменами. С удивлением узнал, что термин «исследовательский институт» в Америке может означать совсем не то, что у нас. Директор «института по проблемам космоса» оказался просто отставным полковником ВВС, работавшим на дому, не обременяя себя каким-либо дополнительным «аппаратом».
К удаче можно было отнести то обстоятельство, что мне как второму секретарю, да ещё и живущему за городом, полагалась личная служебная автомашина. Достались видавшие виды жёлтые «Жигули» с широкой красной полосой на капоте (говорили, что так пришлось закрасить нацарапанное кем-то «нехорошее» слово). Во время одного из выездов на океан автомобиль «заработал» штрафную квитанцию за неправильную парковку. На ней явно озадаченный подобным чудом американский полицейский обозначил его марку как «золотистый Вольво». Трудно было придумать более комплиментарное определение.
И без того весьма напряжённые отношения между СССР и США начала 80-х годов предельно обострились после 1 сентября 1983 года, когда на Дальнем Востоке советский истребитель сбил корейский авиалайнер. В своих заявлениях американские официальные лица срывались на открытую брань. Американцы, проезжавшие мимо нашего посольства, делали неприличные жесты. По совпадению в середине сентября в Вашингтонском национальном соборе, в том самом, где в американской столице происходят все самые важные траурные церемонии, должно было состояться публичное выступление одного из руководителей нашего посольства. Поручение выступить спустили мне. Зал собора оказался переполнен (тысячи полторы народа). При этом атмосфера кардинально отличалась от церковной. Присутствовали все «протестные направления», которые только можно придумать. От афганцев до каких-то возбуждённых людей с иконами, выкрикивавших антисоветские лозунги. По формату я должен был выступать полчаса (попросили говорить без бумажки, потому что мою речь записывали на видео для последующего распространения в Соединённых Штатах) и час отвечать на вопросы. Излишне говорить, что после такого опыта выступления практически в любой аудитории казались мне вполне комфортными.