Несмотря на эти «отвлекающие моменты», Горбачёв сильно провёл трудный визит. Как и всегда с японцами, всё упиралось в Южно-Курильские острова. Трудно шло согласование коммюнике. Вместо двух запланированных переговорных сессий с японским премьер-министром состоялось семь. Заключительная пресс-конференция Президента СССР началась в 10 часов вечера. Горбачёв был как всегда многословен, но провёл её филигранно. Кто-то правильно сказал, что этот президент мог бы стать собственным министром иностранных дел.
Визит не обошёлся без курьёза. Вездесущие японские журналисты заранее раздобыли речь Горбачёва в парламенте и опубликовали её. Помощник президента Анатолий Черняев проигнорировал призыв Бессмертных как-то переработать выступление, и Михаил Сергеевич слово в слово зачитал всем уже известный текст. Впрочем, может быть, так его содержание лучше усваивалось хозяевами. И вообще всё это было пустяком по сравнению с надвигавшимся ГКЧП.
В середине августа я оказался в кратком отпуске в Сирии по приглашению дружественного МИД. Оттуда должен был заехать в Иорданию и Ливан. Из Дамаска мы с женой направились в Алеппо, где утром 19 августа меня разбудил звонок генерального консула. «Виталий Иванович, — сказал он, — Горбачёва сместили». — «Как Генерального секретаря ЦК?» — спросил я (тогда шли разговоры, что Горбачёв оставит свой партийный пост). «Нет, совсем!» — последовал ответ. Я поехал в генконсульство, где по телевизору транслировали знаменитое заявление ГКЧП. Почему-то особенно резануло слух обещание выдать всем советским гражданам по 15 соток земли — что такое демагогия, мы хорошо знали. Передо мной встал вопрос, не следует ли срочно возвращаться в Москву. Хотя рейс Аэрофлота надо было ждать ещё несколько дней, наверное, можно было что-то придумать. Я посоветовался с нашим временным поверенным в Дамаске (посол находился в отпуске). «Ведь указаний уезжать нет, — сказал он. — Ваш поспешный отъезд могут неправильно понять». Наш посол в Аммане показал мне телеграмму, которую циркулярно рассылали из МИД за подписью Первого заместителя министра Юлия Александровича Квицинского (Бессмертных отказался подписать документы ГКЧП и, заболев, уехал на дачу). В телеграмме советским послам предписывалось довести до руководства страны пребывания заявление ГКЧП, однако из стилистики телеграммы прослеживалось, что всё это энтузиазма в МИД не вызывает. Министерство напрасно было заподозрено в поддержке ГКЧП. (О том, что МИД СССР поддержал ГКЧП, Борис Николаевич Ельцин заявил в самом начале своего выступления на заседании коллегии уже российского МИД в 1992 году.)