Чтобы вступить в силу, соглашение должно было ещё получить одобрение парламентов сторон, в том числе и скупщины боснийских сербов. Между тем положение в Боснии оставалось крайне тяжёлым. 6 мая Совет Безопасности ООН принял резолюцию 824, в которой окружённые сербами мусульманские города Сараево, Тузла, Бихач, Горажде, Сребреница и Жепа объявлялись «зонами безопасности». Россия, как и многие другие члены Совета, голосовала за резолюцию исходя из озабоченности в отношении гуманитарной ситуации, сложившейся в этих городах, и опасений по поводу больших человеческих жертв в случае попытки боснийско-сербских сил занять их. У Соединённых Штатов же с созданием зон безопасности была связана и надежда на то, что такой «спусковой крючок» позволит осуществить сценарий силового вмешательства на стороне мусульман и хорватов. Всё стало очевидно в ходе визита в Москву в начале мая государственного секретаря Кристофера.
Встретившись с Козыревым в мидовском особняке на улице Алексея Толстого, в ходе беседы один на один госсекретарь сообщил: в случае отказа сербов от плана Вэнса — Оуэна Вашингтон готовится к нанесению по их позициям авиационных ударов. Затем у Кристофера была назначена встреча с Ельциным, и Козырев поехал в Кремль заранее информировать президента, о чём пойдёт речь.
Ельцин и Козырев шли по коридору, где их ожидали российские участники предстоящей беседы. Ельцин, как всегда, приветливо здоровался со всеми за руку. Когда он обернулся ко мне, Козырев на всякий случай произнёс: «Знаете, Борис Николаевич, Чуркин — в Югославию ездит». Ельцин немного развёл руками: «Знаю ли я Чуркина?» И разведя руки ещё шире: «Знаю ли я Козырева?!» Эти реплики, похоже, настроили Ельцина на определённую волну, и в ходе беседы с Кристофером он время от времени поглядывал на меня (мы сидели в креслах полукругом). Кристофер всё пытался подойти к теме бомбардировок: «А вот если сербы не примут план Вэнса — Оуэна…» — в очередной раз пытался затянуть он свою песню. «А почему не примут?» — вопрошал Ельцин. «Мы надеемся, что примут. Надеемся?» — неожиданно обернулся Ельцин ко мне. «Надеемся, Борис Николаевич!» — как можно убедительнее ответил я. (В своей вышедшей в 2002 году книге присутствовавший на беседе заместитель госсекретаря Строуб Тэлбот почему-то приписывает мне фразу: «Абсолютно! Помяните моё слово: парламент повинуется Караджичу». Такого самоуверенного многословия я никак не мог себе позволить, к тому же ключевой вопрос был другим — ослушаются ли они Милошевича, который явно хотел завершения боснийского конфликта.) В итоге Кристофер так и не смог перейти к теме о бомбовых планах Вашингтона. То, что об ударах по сербам не хотел говорить Ельцин, было вполне понятно, но то, что государственный секретарь США так и не сумел завязать разговор на эту тему, по сути не выполнив главного, с чем приехал в Москву, было удивительно.