»). Событие имело свою предысторию.
Впервые я оказался в штаб-квартире НАТО в Брюсселе в декабре 1989 года в составе делегации Шеварднадзе, который первым из министров иностранных дел Центральной и Восточной Европы нанёс визит «в натовское логово».
Для обеих сторон это было важное событие, как в политическом, так и в психологическом плане. Как-то бывший генсекретарь блока лорд Питер Каррингтон рассказал мне такую историю. Венгерский посол сообщил ему о своём желании передать только что опубликованное коммюнике Организации Варшавского договора. Каррингтон воспринял это как само собой разумеющийся жест вежливости. Но на всякий случай решил посоветоваться с послами при НАТО. И получил категорический отказ. В результате кто-то из посольства Венгрии передал текст через забор.
К концу 80-х времена изменились. У натовцев для подобных случаев особый протокол. На всём пути Шеварднадзе по коридорам штаб-квартиры до кабинета генсекретаря стояли сотрудники альянса и бурно аплодировали. Однако встреча с генсекретарем Манфредом Вернером прошла прохладно и прагматично. Противостояние НАТО и Варшавского договора тогда ещё было реальностью.
В 1991 году прекратила своё существование сначала военная, а потом и политическая Организация Варшавского договора, затем развалился и сам Советский Союз, в Европе возникли совершенно новые военно-политические реалии. Страны Восточной Европы заявили о своём стремлении вступить в НАТО. Натовские руководители не сразу распростёрли для них свои объятия, но и предпочитали не вспоминать о заверениях, которые ранее давали Горбачёву: расширения альянса на восток не будет. (Горбачёва часто упрекают в том, что он не попытался закрепить такие обещания на бумаге в договорной форме. Конечно, обидно. Однако трудно себе представить, как Генеральный секретарь ЦК КПСС мог вступить в переговоры по такому поводу при ещё живом, хотя и уже не совсем здоровом, Варшавском договоре.)
В качестве диалоговой площадки с бывшими членами Варшавского договора и республиками СССР натовцы создали Совет Североатлантического сотрудничества (ССАС). Для нас возник сакраментальный вопрос: что делать? Продолжать держать НАТО за врага (сами натовцы утверждали: они больше не видят в России противника) и не идти ни на какие контакты? Но в этом случае мы рисковали остаться в изоляции, ведь действенных рычагов воспрепятствовать встречному движению членов альянса с восточноевропейскими странами и бывшими республиками СССР мы не имели. Кроме того, такие попытки противоречили бы сердцевине внешнеполитической философии новой России — наша страна должна была встать в ряд передовых демократий мира. (Это само по себе было, наверное, и неплохо, но, к сожалению, на второй план ушло понимание геополитических интересов России в радикально изменившихся исторических условиях.) Второй вариант — попробовать, как я любил полушутя говорить в ходе «домашних» дискуссий на эту тему, «задушить НАТО в объятиях». Конечно, трудно было рассчитывать на то, что в наших объятиях альянс «испустит дух», но во встречной игре у нас всё же было больше шансов влиять на поведение НАТО и обеспечивать свои фундаментальные интересы. В понимании того, что возможность вступления в НАТО стран Восточной Европы — это неблагоприятный военно-политический фактор для России, разногласий не существовало. Проблема состояла в том, какой линии придерживаться в условиях такой перспективы.