Значит, так: сейчас мне надо добраться до дома. Транспорт, конечно, уже не ходит, денег на такси нет, да и боюсь я ездить в такси в это время суток. Ничего, дойду пешком. Лишь бы добраться до дома, выплакаться маме, все-все ей рассказать! У меня никогда не было от нее секретов, мы все равно как две подруги. А потом вместе решим, что нам делать. Мама, добрая, мудрая, обязательно поможет.
И вот я снова шла и шла. Меня обгоняли машины, случайные в это время прохожие, парочки, которым в такую чудесную летнюю ночь не сидится дома. Я все еще была в смятении, ведь потерять буквально за минуту любимого человека — тяжелое испытание, которое никому не пожелаю пережить. И все же именно тогда я начала понимать, что я сильная, я обязательно выстою, я справлюсь с собой, и кто знает, как еще сложится жизнь? Я уже готова была поспорить с судьбой, которая решила сыграть со мной эту злую шутку.
Именно тогда я остановилась и при свете каким-то чудом уцелевшего одинокого уличного фонаря написала то, что потом мама должна была отдать Косте, если тот вздумает искать меня, в чем я не сомневалась. Нет, больше мы никогда не будем вместе, это решено.
* * *
Лена встретила меня с распростертыми объятиями. Мы дружили с ней чуть ли не с пеленок: кажется, мамы вместе возили нас в детских колясочках. В школе сидели за одной партой с первого по десятый, и дороги наши разошлись только после того, как я с мамой уехала жить в Саратов, а она переехала в Ершов. Впрочем, нельзя сказать, что они так уж и разошлись: мы переписывались, довольно часто виделись на каникулах, наведываясь друг к другу в гости. Иногда я встречала ее и в университете: Лена заочно училась на психологическом и приезжала в Саратов на время сессии.
Лена — это целое море обаяния и веснушек, которые, как она ни старается, всегда высыпают в огромном количестве. Наверное, она не красавица, но у нее прекрасные карие глаза, густые каштановые кудри, фигура пышечки и легкий характер. Стоит взглянуть на Лену хоть один раз, и сразу становится понятно, что это замечательный человек. У нее много друзей и приятелей, в том числе и парней, но никто из них не торопится предлагать ей верность и преданность на всю жизнь. Не знаю, так ли это, но на моей памяти ни один еще не признавался ей в любви. Хотя, впрочем, я могу этого и не знать: Лена, несмотря на свой бесхитростный вид, как я сильно подозреваю, прячет-таки скелетики в шкафу.
Сколько бы я ее ни видела, всегда застаю в одном и том же положении: в роли милого, в меру смешного, доброго и веселого рака-отшельника, как это ни парадоксально, может быть, звучит. Уютную «раковину» она снимает, что позволяет ей жить свободной от надоевшей родительской опеки. Всю свою сознательную жизнь Лена только и делает, что помогает другим решать их проблемы. У нее же самой их или вообще нет, что, конечно, совершенно невероятно, или есть, но она решает их сама, не загружая других. А может быть, и не обращает на них особого внимания, не замечает их. Нет? А как же тогда объяснить то, что, вот уже несколько лет работая в брачном агентстве, устроив судьбы не одного десятка человек, она не делает никаких шагов в том же направлении для себя лично?