— Я, подпоручик Мирович, ваше императорское величество! Цитадель взята, вы свободны, государь!
— Неправильно рапортуешь, подпоручик Лейб-Кампании! Так сразу ясно, кто ты есть по своему чину! Войдешь сюда один, с тобою пусть пройдет прапорщик Морозов с его людьми.
Иван Антонович отодвинул засов — дверь открылась, и труп отставного сержанта свалился на пол. На площадке столпились солдаты, лица разгоряченные, дыхание хриплое. Впереди офицер без шляпы, но в парике, молодой, в руке зажата окровавленная шпага.
— Вы ранены, государь?! Вы весь в крови! Живо лекаря!
— Пустяки, — отмахнулся Иван Антонович. И спросил:
— Как прошел штурм цитадели? Каковы потери убитыми и ранеными среди моих лейб-компанцев? Сколько врагов вы сами убили? Арестован ли прежний комендант Шлиссельбурга?
— Не знаю, ваше величество, — офицер растерялся. — Я сразу сюда побежал, в башню…
— Назначаю тебя комендантом! Полчаса тебе, чтоб посты везде выставить в крепости и порядок навести. Трупы собрать! Раненых в лазарет! Всех Катькиных назначенцев под арест! И жду тебя с детальным рапортом, подпоручик Лейб-Компании, где я капитан! Здесь остается прапорщик Морозов и его люди, что служили мне в «секретном каземате»! Остальным быть в распоряжении подпоручика Мировича. Из крепости никого не выпускать — никто не должен знать, что тут случилось! Выполнять!
— Есть, ваше императорское величество!
Через десять секунд на площадке остался стоять Морозов, которого он видел в лицо, и с ним трое солдат с белыми повязками на рукавах окровавленных и порванных мундиров.
— Благодарю тебя, Аникита, за участие твое для меня полезное. Пойдем вниз, тут светло, глазам больно. Возьми солдата, а вы, — Иван Антонович повернулся к двум караульным, что состояли в заговоре. — Тело Ивана Михайловича вынесете наружу. За меня живот свой сложил, спасая! И лекаря крепостного в цитадель позовите, пусть своими обязанностями занимается, раненых и побитых лечит.
Спустившись вниз по ступеням, посмотрел на распластавшееся по каменному полу, в лужах крови тело главного своего тюремщика. Тот застонал и дернулся — живучий, однако.
— Вот этих двоих в мою камеру! Топчан там разберите и оттуда вынести в галерею — через прутья уберите. Икону, лампаду и мебель сюда, места хватает. Капитана пусть лекарь посмотрит — он мне живым нужен. И прикуйте их к стене, там кольца есть, здесь цепи лежат. Кандалы надеть на руки, содержать как злодеев! На хлебе и воде — и так отожрались, меня объедая! Ничего — поголодать им полезно для здоровья. Да, вот еще — соломы им киньте по охапке — ни к чему от радикулита загибаться… Впрочем, вряд ли они его получат, не доживут просто.