Показала, где у них имеется нужник во дворе, летний душ, пока бывший за ненадобностью, по случаю проливного дождя и постелила ему в просторных сенях на скамейке, довольно широкой, что явилось его постелью, так как в доме была всего одна комната, да закуток за ширмой, именуемый кухней. Под него подложили овчинный тулуп, сложенный вдвое, вместо матраса. Подушка оказалась фальшивой — была набита соломой. Укрыться дали одеяло, пошитое из лоскутков, старое, но теплое, ватное. И парень провалился в глубокий сон, свойственный только молодости.
Назавтра директор, просмотрев его документы и прочитав характеристику, выданную в школе и детдоме, при всем народе, собравшемся поглазеть на новенького, важно произнес:
— Никудышный ты работник. Определяю тебя, в подпаски заместо Евсеича к Петру. Он уже стар, будешь учиться на замену.
Так и вернулся Санька от директора с прозвищем «Никудышный» и профессией — пастух.
Потекли дни, нерадостные как осенняя погода. В обязанности Никудышнего, так его теперь звали от стара до мала в селе, в том числе и хозяева, где он проживал, входило рано утром в пять часов, от начала до конца села собирать в стадо коров, останавливаясь у каждого дома. Хозяйки выгоняли их за ворота, где коровы собирались в общее стадо. Он вместе с Евсеичем гнал их за околицу деревни, туда, где было побольше травы. От дома расстояние было с километр и трудно подъемные животные шли неохотно, постоянно останавливаясь у каждого куста, приходилось щелкать кнутом, которым Никудышный пока плохо владел. У Евсеича выходило щелканье с оттяжкой. Коровы, подозрительно слушая этот неприятный для них звук, быстренько шли стройной колонной туда, где и должны были находиться. Тут не схалтуришь. На плохой траве сразу спад молока получается, а за это хозяйки не погладят, облают на чем свет стоит. Такие рулады Саня услышал в первый день своей работы, но предназначались они Евсеичу, который с заплетающимися ногами и языком остановил стадо на вытоптанном месте с жидкими островками травы.
Ор стоял на все село, слышно было от края до края, и Санька уяснил сразу непреложную истину: нужно было пасти кормилиц там, где они могли быть сытыми вволю.
Петр теперь был переведен скотником и вместо него за главного пастуха должен стать Никудышный. Евсеич со следующего сезона уходил на отдых. А пока Никудышный, хоть и был назначен главным пастухом, должен был во всем слушаться старого Евсеича.
Евсеич на другой день, обруганный и обиженный, пригнав стадо в нужное место, прилег в кустиках и молчал. То ли спал, то ли просто сердился на неповинного новичка. К обеду сменил гнев на милость, пригласил парня поесть. Они развернули свои узелки и выложили все вместе на старую тряпицу, которая служила Евсеечу в качестве скатерти уже много лет.