— Ты тоже бомжуешь?
— Нет у меня дом есть.
— И удочки есть?
— Конечно, — говорила она обрадованному несмышленышу.
— Тебе сколько лет?
— Десять.
— Родители есть?
— Мать. Пьет и дерется.
— А тебя как звать?
— Петькой.
Приехали на заимку. Хозяин гостя встретил хорошо, только сказал:
— Ну и чумазый же ты. На кочегара похож Потом ткнул его в бок и говорит:
— Да ты одна кожа да кости, парень. Надо тебя подкормить.
Оксана обрадовалась, что приглянувшийся ей парнишка жить будет. Мясо наращивать. Так именно выразился при его встрече ее благоверный. Баньку затопила. Пошли они с Равилем мыться. А Оксана пока одежонку его вшивую всю, в печь затолкала и нашла одежду мужа, которую он уже не носил. Мала стала. После бани отмытого Петьку не узнать, чистенький, кожа белая, волосики светлые.
— Какой ты хорошенький стал, — погладила она его по голове.
— Парень как парень, — буркнул Равиль. — Только костлявый как рыба.
— Ничего, на хороших харчах быстро поправится.
— Надеюсь, — ответил хозяин.
Петька ходил за Оксаной как пришитый. И печку топил и картошку чистил и за водой бегал. И так он к сердцу Оксаны присох, что ни за что расставаться с ним не хочет. Как подумает, что ему предстоит, так и слезы подступают.
— Ты его меньше работать заставляй, — ворчал Равиль. — Пусть жир нагуливает.
— Он совсем мало ест.
— А ты его заставляй, чтоб хотел.
Она ему и пирожки и шанежки с картошкой печет. А он жаркое с хозяином наворачивает. Правда из солонины, нет свежатины, но всеравно вкусно. Петька жизни не нарадуется. И рыбалка рядом, постоянно окуней носит. Морды научился ставить, с удочкой управляться.
— Оставить бы его себе, сыночком сделать, — мечтала женщина, обойденная этой радости. Да как вспомнит про деда, что своих внуков малых жрал, жутко становится. Она не задумывалась, живя с Равилем, сначала по любви, теперь по привычке, что можно семью настоящую иметь. И начала придумывать разные разности, чтобы Петьку от смерти спасти. Как-то муж спросил ее:
— А ты не думала, что те, кто земле не преданы переселяются сразу в чужое тело?
— Как это?
— Ну съели мы, к примеру человека? А душа? Она пристраивается к тому, кто поблизости умирать собрался. Да и прогоняет ту, дряхлую душу, а сама входит в тело. Молодые, резвые, старикам с ними не справиться.
— Страсти — то какие.
— Как ты думаешь, женщина, что нам с тобой за грехи наши будет?
— В ад попадем.
— Не пустят. Нас оставят на островке между адом и землей, и наверное жрать не дадут.
— Если бы только это?
— А что еще? Ни один грешник нам руки не подаст.
— А зачем тебе их руки? Их же зажарить возможности там не будет, — захохотал он.