— Девчонка как девчонка, дочка врачихи, внучка деда Сидора, пчеловода.
— А по мне хоть турецкого султана.
— Хороша, говоришь девчоночка?
— Никогда не видел такой. У нее кудри золотые и вьются ниже пояса.
— Да ты прямо художник, описываешь портрет.
— А я умею хорошо рисовать, — похвастался Петька.
— Ладно. Иди к ней в гости, а я тебе краски куплю, нарисуешь портрет и подаришь ей. Приглашай ее в гости к нам.
Петька умчался быстрее ветра, а Оксана похолодела.
— Ты что задумал? Ведь они почти соседи, тоже с краю живут.
— Молчи, женщина. Закрой рот, пока тебя не спрашивают.
— Не дам. Не дам совершить такое. Она одна у матери и деда.
— Жалостливая нашлась. Штук двадцать разных сожрала и черных и белых и сереньких, а теперь на нее жалость напала? Тебе так и так вместе со мной отвечать придется. Кто их заманивал сюда? Кто кружку под кровь подставлял, шашлыки готовил, разделывал со мной и мясо продавал?
— Палач, — причитала. — Ты меня принудил к этому.
— Э, нет, голубка, кровавая, не думаю, что мне с другими так просто бы пришлось.
— Не хочу больше этим заниматься, — рыдала Оксана.
— Хорошо. Я тебя посажу на травку, листики, посмотрим, что запоешь.
— Лучше с голоду умру!
— Очень хорошо.
Он подошел к ней вплотную, схватил за волосы и начал бить другой рукой в живот, грудь, по лицу. От боли она осела, но он держал ее на весу за волосы и убил бы, если б не мальчишка. Тот возврашался назад. Равиль отпустил ее и сказал:
— Живо в баню, скажешь упала.
— Что так скоро? Или не приняли хозяева гостя?
— Их дома нет. На замок закрыто.
— Ничего попозже сходишь.
— Вы меня отпустите?
— Отчего же не отпустить к хорошим людям. Общение с ними заставляет ума набираться.
— Они такие хорошие.
— Вот и замечательно. Ты поди Оксану глянь, она с обрыва свалилась, в баньке отлеживается.
Петька нашел ее в предбаннике на скамейке, охающую, покрытую синяками.
— Тетя Оксаночка, что с вами?
— Упала. За корень зацепилась у дерева и скатилась по камешкам. Принеси мне воды.
Петька проворно принес воды в ковшике, она напилась, стащила банное полотенце с вешалки и еле дошла до бака с водой, окунула в него лицо.
— Ты беги, я скоро. Отлежусь маленько.
— А поесть что-нибудь принести?
— Чаю с медом.
— Я сейчас.
— Что там она просит? — спросил Равиль.
— Чаю с медом.
— Отнеси.
— Я мигом, только согрею.
Они сидели с Оксаной в полутемном предбаннике, освещенном из открытых дверей и Петька рассказывал ей о девочке, как они хорошо играют и что дядя Равиль теперь будет отпускать его к ней. И приглашает ее к нам тоже.
— Не надо к нам, — сказала испуганно Оксана.