— С кем имею честь? — спросил Тесин у лица.
— Граф Шувалов, — отрекомендовался тот.
«Неужели это фаворит? — подивился Тесин, невольно опуская глаза. — Как могло их величество испытать чувства к столь некрасивому и старому человеку?» На правой щеке Шувалова бился безобразный тик, во всем прочем он был безукоризнен, вежлив и приветлив.
— Расскажите мне, мой друг, каким образом вы попали в русскую армию и почему стали духовником фельдмаршала Фермора?
Тесин по возможности подробно ответил на вопрос, не преминув сказать, что вступал в эту должность неохотно, понеже считает себя немцем и находиться в стане противников отечества считает для себя мучительным.
— Так почему же, попав в плен к своим, вы поспешили вернуться обратно? — вкрадчиво спросил Шувалов.
— Я вовсе не спешил. Меня обменяли по закону военного времени. Мне ничего не оставалось делать, как подчиниться приказу. И сознаюсь, комендант Кистринской крепости фон Шак вовсе не принял меня за своего.
— Это тоже было мучительно для вас?
— Это было унизительно.
Шувалов понимающе кивал головой, далее разговор пошел о русских пленных, о битве под Цорндорфом. По счастию, ни в одном из вопросов даже тенью не промелькнуло имя Мелитрисы.
— Не могли бы вы по возвращении в крепость изложить все рассказанное вами на бумаге?
Тесин сразу сник. А он, глупец, думал, что этот сердечный разговор избавит его от темницы.
— О, ваше сиятельство, — воскликнул он с горячностью, — как же я смогу все описать, если не имею там ни пера, ни чернил?
— Ах да. — Шувалов подергал щекой. — Тогда напишите прямо здесь.
Целый час, а то и больше истратил пастор Тесин, предавая бумаге свой давешний рассказ. После этого его вкусно накормили и отвезли назад в крепость.
На следующий день безмолвные гвардейцы внесли в камору приличный стол и четыре стула. Вслед за этими мебелями явились три важных, прекрасно одетых вежливых человека. Начался допрос: фамилия, имя, дата рождения, местопроживание, место службы, имя отца, матери… Все эти данные аккуратно заносились в опросные листы. Когда последняя точка была поставлена, господа поднялись и вышли, за ними гвардейцы вынесли стол и стулья. Блеснувшая было надежда опять скукожилась до размера погасшего уголька в печи.
На следующий день допрос повторился опять, именно повторился, а не продолжился, потому что вначале уточняли дату его рождения и место последней службы. Потом слово в слово повторили вопросы, которые ему задал Шувалов.
Всех допросов было пять, и повторялись они с периодичностью раз в неделю. Каждый допрос начинался с чистого листа бумаги, а разговор начинался так, словно предыдущих не было вовсе. Какая изуверская игра — спрашивать одно и то же, записывать ответ и тут же сознательно забывать его. Да и вопросов толковых не было. Удивительно, сколько можно жевать с вежливым лицом мякину!