Милый, умный, забавный и мой. Ну, Софии. А я не София, и неважно, как сильно хочу ею быть. Я − ложь, а Кайл заслуживает лучшего.
Осознание этого больно ранит меня время от времени. Бьет, как удар в живот − такой, к которому я не готова, когда мышцы живота ослаблены и дыхание выбивается из легких. Затем, как и следует хорошему удару в живот, это заставляет меня хотеть сжаться в комок и заплакать.
Эта жизнь, в которую я играю. Все эти люди, которые думают, что знают меня. Это все ложь. Как правило, это не-совсем-глубокое откровение приходит, когда мне весело. Словно сигнал тревоги звучит в голове, напоминая мне, кто я и что я. Словно это было внедрено, как, может быть, какая-то система для того, чтобы предотвратить меня от каких-либо симпатий или налаживания отношений с врагом.
Если это так, то ее создателям необходимо повысить свой уровень, потому что она не так уж и хорошо работает. Я не только налаживаю отношения с окружающими людьми, я влюбилась в кое-кого, кто мог бы оказаться врагом. Несмотря на то, что тайна Кайла стала меньше беспокоить меня в последнее время, переключившись на другие свои вопросы, я до сих пор не знаю, что о нем думать. Я также не уверена, стоит ли мне беспокоиться.
Вокруг меня, нормальные люди с удовольствием танцуют и разговаривают. Огни прожекторов вращаются по кругу, и повсюду мерцают фальшивый снег и украшения в виде сосулек. Кайл сжимает мою руку, и под этими огнями я тоже мерцаю. Так же фальшиво.
− Ты в порядке? − спрашивает он.
− Да, просто жарко.
Я отодвигаю чувство вины в сторону, пока как мы пересекаем зал. В конце концов, не похоже на то, что Кайл стремится поделиться своими самыми сокровенными тайнами. За все время, что мы провели вместе, все слежки спустя, я очень мало знаю о нем.
Не поймите меня неправильно. Я знаю много чего. Мы говорим о занятиях, и музыке, и фильмах, о местах, где он был и в куда я хочу отправиться. Он рассказывает забавные истории о поездке по Аризоне в машине без кондиционера, которая длилась все лето, и о том, как он хотел быть астронавтом и отправиться на Марс до того, как его вырвало первый раз, когда он катался с горки.
Я знаю, что его мама − учительница, но не знаю, что она преподает. И я не знаю, биологическая ли она его мать или мачеха, или приемная, что было бы полезной подсказкой, но почему-то Кайлу удается избегать этих обсуждений независимо от того, как ловко я поднимаю тему семьи. Он переводит эти разговоры на мою семью.
Каждый. Чертов. Раз.
Это означает, что мне приходится лгать, и, как каждый шпион знает, чем больше ты лжешь, тем более вероятно, что ты попадешься на чем-то. Поэтому вместо этого мы говорим о кино и еде, или кем хотим стать, когда вырастем. Я говорю ему тоже самое, что сказала Одри, а он говорит мне, что не стоит вступать в ЦРУ, потому что они злые, а он не доверяет правительству. Он говорит, что не хочет быть просто врачом на скорой помощи, а хочет быть врачом, назначенным на орбитальную «гостиницу», которая строится для бурно развивающегося космического туризма. Я ему говорю: «видишь, я была права насчет тебя и желания летать, но я не доверяю космическим кораблям».