). Это божество, которое особенно любил и почитал Констанций (отец Константина), пришло в Рим сравнительно недавно, в результате последней военной кампании на Востоке. Впервые с ним столкнулся император Аврелиан: служители этого культа предвещали ему победу в битве в Сирии.
В начале правления Константин верил, что наладил особую связь с богом солнца, хотя и не понимал, что именно означало видение в небе над Галлией. Он консультировался со многими мудрецами, включая христианских епископов. Эти последние убедили Константина в том, что видение было знаком, посланным не солнечным богом, а Христом. Адепты этой новой религии тоже ассоциировали своего Спасителя с Солнцем. В Евангелии Иисус называет себя «светом мира», а Матфей сообщает: «просияло лице Его, как солнце». В переносном смысле христиане считали Христа источником духовного света.
Константин окончательно всё понял, увидев сон, в котором Христос показывал ему знак, который надлежало использовать для защиты от врага (это, вероятно, произошло еще в Галлии). Константин велел поместить на своем личном знамени (или над ним) греческие буквы хи и ро — то же, что латинское CHR, Христос. Композиция из этих двух букв стала важным раннехристианским символом. Именно в ту пору он объявил себя христианином. Позднее, в битве у Мульвийского моста, он приказал своим солдатам нанести знак Хи-Ро на свои боевые щиты. Войдя в Рим, Константин повторно объявил себя христианином.
Был ли Константин искренним новообращенным? Понятия искренность и политика совместимы крайне редко, но кажется, что здесь имел место именно такой случай. В античную пору люди со всей серьезностью толковали сны и разного рода знамения. Этой сферой интересовались и сами императоры: они консультировались с астрологами. Представители современной западной цивилизации приучены искать «истинную причину» происходящего, но как же часто мы бываем слепы, сталкиваясь с религиозной мотивацией чьих-то действий!
Вероятно, Константин с самого начала вел какую-то циничную игру, манипулировал религией, чтобы получить власть. Но можно ли в таком случае назвать обращение в христианство в 312 г. взвешенным политическим решением? Никто не гарантировал, что народ империи, в большей своей части исповедующий традиционные римские верования, потерпит императора-христианина. Только человек, любящий риск или искренне уверенный в том, что избран Богом для важной миссии, стал бы вести себя подобно Константину. Уже в 314 г. Константин заявил, что Сам Господь вверил ему управление людскими делами; в последующие годы император еще не раз вернется к обсуждению своей миссии.