И уже прощаясь, вдруг нахмурился и произнёс: — Да! Миша, всё забываю тебе сказать. Помнишь то собрание, когда тебя хотели исключить из института? Так вот, позже ко мне приходил инспектор УГРО и записал твои данные. Насколько я понял он собирался сделать на тебя запрос во Владивосток по месту твоего жительства. Тебя это не беспокоит?
Я беспечно пожал плечами.
— А от чего это меня должно беспокоить? Пусть уточняют, если так надо. Мне скрывать нечего! — но холодок тревоги на некоторое время поселился в моей душе. Как оказалось, ни мама, ни Семён Маркович тоже не были в курсе этой непонятной милицейской инициативы. Их это встревожило даже гораздо сильнее чем меня. Но шло время, ничего не происходило и постепенно тревога сошла на нет.
***
Так зима и пролетела. Занятия в институте с педагогами, новые песни для Хачатура и Тани, партитуры Столярову и репетиции в клубе. Фляйшман, хоть и частично, но всё-таки добился уступки от руководства конторы. Впрочем, оно особо и не возражало, понимая нашу ситуацию, но не горя желанием хоть как-то нам помочь материально. И переложило все финансовые проблемы на наши плечи. От того, с переносом танцев под крышу клуба изменилось не только расписание «танцевальных вечеров» (они стали проходить в субботу и воскресенье), но и в пять раз выросла цена входного билета, став равной одному рублю. Что было «больно» по местным меркам.
Но нам пришлось за свой счёт принимать на постоянной основе дворника и по совместительству истопника. И нанимать гардеробщика в концертные и танцевальные дни, в остальное время работавшего обычным разнорабочим при клубе. Уборщица тоже приходила по утрам «за наши» полставки. А также пришлось оплачивать дрова для отопления клуба и электричество, да и дивертисмент тоже денег стоил. Резкое повышение цены на билеты привело к столь же резкому снижению посещаемости клубных танцев, но только в первое время.
Уже через месяц у нас опять было столпотворение, но радикально изменился состав публики. Если летом на танцы в сквер приходили в основном молодые рабочие и работницы порта, то сейчас в клубе преобладала «золотая молодёжь» Одессы. И, к моему немалому удивлению, среди нэпманских сыновей и дочурок вполне неплохо себя чувствовали отпрыски партийной и советской элиты города, да и сами папаши и мамаши не считали для себя зазорным посетить наши танцы и если не потанцевать самим, то полюбоваться на своих веселящихся «детишек», а заодно «в неформальной обстановке» обсудить свои дела. Ну прямо, как и в «моём прошлом» времени.
Наши расходы возросли, но руководство конторы наотрез отказало Менделю в установлении платы за концерты. Они по-прежнему были бесплатными и Фляйшман в ответ, так же категорически отказался увеличить продолжительность концертов. Представления для работников конторы теперь и так давались каждое воскресенье и длились два с половиной часа. Давать по одному концерта в субботу и воскресенье, или увеличить продолжительность концертов до трёх часов, художественный руководитель ансамбля отказался наотрез, мотивируя это усталостью музыкантов.