Долгие каникулы в Одессе (Gonti) - страница 89

Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца...

https://youtu.be/vJynaU_fWI0

Музыка ещё не успела смолкнуть, а я уже покаянно обращаюсь к своим преподавателям и прошу у них прощение за отнятое время, благодарю за их труд и сетую на слишком малое время, проведённое в стенах консерватории. Обещаю никогда не забывать своих первых педагогов, в каком бы городе или стране мне не пришлось бы далее продолжать своё музыкальное образование. Всегда помнить о тех, кто подарил мне крылья надежды и веру в себя, как в музыканта.

Напоследок я обращаюсь к смущённым моей «прощальной речью» членам комиссии и прошу их строго не наказывать моих педагогов. Они учили, как могли, это я бездарь, не оправдал их надежд. И в заключении предлагаю послушать ещё одну песню. Обращаясь уже непосредственно к Григорию Арнольдовичу, объявляю, что обе песни — это мой прощальный подарок Музыкальному Институту и написаны специально для его хора. Не слушая нарастающего шума в рядах «комиссионеров» и педагогов, вновь возвращаюсь к клавишам.

Орлята учатся летать!

https://youtu.be/ZYWgVxSPzt8

После минутной тишины, последовавшей за последними аккордами, в зале начинает понемногу нарастать шум. И мои педагоги и члены комиссии слышат эти песни впервые, но в обеих группах слушателей реакция оказалась схожей.

— И это называется «бездарность»?

От возмущённого начальственного рыка одного из харьковчан в зале вновь наступает звенящая тишина.

— Миша, иди домой успокой маму и сам ни о чём не беспокойся. Никто тебя не выгонит из института!

Столяров пользуется возникшей паузой и поскорее выпроваживает меня из зала, понимая, что сейчас здесь начнётся такое, что совсем не предназначено для детских глаз и ушей.

— И никуда тебе уезжать, чтоб продолжить музыкальное образование не надо. Даже не думай об этом!

Я выхожу из зала и прикрываю за собой двери. Вижу изумлённые и восторженные глаза сокурсников, собравшихся в коридоре чтоб поддержать меня, но мы не успеваем перекинуться даже парой слов как из-за закрытых дверей разносится приглушённый рёв разъярённого столичного эмиссара.

— Ах, ты! Контра недобитая! Окопался тут и гадишь исподтишка? Сына красного партизана, отдавшего жизнь за советскую власть, тиранишь? Это тебе революционные песни поперёк горла встали? Ах ты гнида! Да у меня самого младший братишка в боях с Петлюрой сгинул, а ему тоже семнадцати лет не было! Правильные песни хлопец сочиняет, жизненные! А ты против? Да ты вообще кто такой, чтоб решать тут кому учится, а кому нет? Ты сам-то, где был во время революции? Вон какую ряшку отъел, явно не на фронтах гражданской!