Но не только мысли об учебе, о дипломе домашней учительницы или фельдшерицы одолевали Анну Голубкину. Она ощущала какую-то тоже не вполне осознанную, но упорную тягу к творчеству. Время, когда она лепила из глины на огороде человечков и животных, прошло. Но не было забыто. Она помнила о самом этом процессе, о мягкой, послушно-податливой глине. О том, как ее руки, пальцы, с такой чувствительной на кончиках, на верхних подушечках, кожей, прикасаясь к теплому материалу то резкими, то осторожными, тихими, словно ласкающими движениями, творили, создавая из серой, извлеченной из земли глины грубоватые, но живые, характерные, выразительные фигурки…
Потом увлекалась рисованием. Это совсем другое, более трудное для нее занятие, чем лепка. Как заставить карандаш отобразить на бумаге то, что задумала? Сначала не получалось, и Анюта безжалостно рвала, уничтожала рисунки, но через некоторое время что-то изменилось, она приобрела постепенно навык, стала рисовать смелее и увереннее. Рисовала то, что окружало ее: лошадей, овец, дом, конюшню, деревья, яблоневый сад, улья, луг со стогами сена, башню кремля, церковь, берег речки со склонившейся к самой воде ракитой…
Сема, учившийся тогда уже в пятом классе, тоже рисовал, выполнял домашние задания. Раз, отправляясь утром, как всегда, на Екатерининскую, захватил с собой и рисунки Анюты. Показал их учителю Василию Павловичу Проселкову.
— Кто это рисовал? — спросил учитель.
— Сестра…
— У сестры твоей есть способности. Как зовут ее?
— Анютой. Анной…
— Передай ей, чтобы она пришла ко мне сюда, в училище. Хочу с ней познакомиться, поговорить. И пусть принесет другие свои рисунки…
Анна встретилась с Проселковым. Он заинтересовался работами молоденькой огородницы и сказал, что будет учить ее. Она несколько раз приходила к нему домой, выслушивала объяснения, указания, рисовала в его присутствии, он говорил, что в рисунках хорошо, что плохо, вносил исправления… Но скоро занятия прекратились. Она понимала, что Проселков не может или не хочет учить ее бесплатно, а брать платные уроки нельзя, нет лишних денег. Да и мамаша, вероятно, считала тогда это рисование ненужным для дочери делом, баловством, на которое грешно тратить с трудом, в поте лица добытые, заработанные полтинники и рубли…
Но не один лишь Проселков познакомился с рисунками Анны, обнаружив несомненный художественный дар у этой молчаливой, несколько даже хмурой девушки с проницательным, то вдруг загорающимся, то так же внезапно гаснущим взглядом. В доме Голубкиных бывали в гостях соседи, появлялись разные посетители, и среди них — люди интеллигентные, образованные. Они тоже видели рисунки, и как-то даже не верилось, что рисовала вот эта молодая огородница, суровая на вид, несмотря на свою молодость, работающая на грядках и в саду, занимающаяся вместе с матерью хозяйством… Хорошо бы, говорили они Екатерине Яковлевне, показать рисунки профессиональным художникам, специалистам или знатокам, а еще лучше, не откладывая, послать дочь учиться в какую-нибудь художественную школу…