Он написал ее как просветитель. Для его времени это самая высокая вершина познания и осмысления мира. Упрекать Вольтера в том, что он не понимал еще многого из того, что понимаем мы, по меньшей мере неисторично.
Определить, когда он начал работать над «Опытом», помогает его корреспонденция. Первый намек на то, что Вольтер к «Опыту» приступил, мы встречаем в письме Фридриху от 1 июля 1741 года из Брюсселя.
Может быть, самое поразительное, что этот труд, такой громадный по охвату эпох, стран, событий, по обилию необходимых источников, готовился в беспрестанных передвижениях автора между Брюсселем, Парижем и Сире, прерывающихся еще и поездками в страну Фридриха II в 1741-м, 1742-м, 1743-м.
И где бы он ни находился, он работал так же упорно и кропотливо. Прежде всего для «Опыта» нужна обширнейшая библиография. В Брюсселе Вольтер пользуется библиографическими справками у внука великого Пансионария Витола. В Париже консультируется в Королевской библиотеке, доступ туда помог ему получить маркиз д’Аржансон.
И он читает и изучает все, что указывает библиография. Вольтеру незачем бояться, что он потеряется среди тысяч фолиантов и документов. Он извлекает из всего этого «экстракт, несколько капель эликсира».
Берет лишь то, что нужно брать, и движется быстро. Проходит год с небольшим с первого упоминания об «Опыте», и он уже в августе 1742-го шлет Фридриху первую часть рукописи, в ноябре — вторую… Темпы его удивительны. Отправившись от Карла Великого, он к этому времени уже прошел крестовые походы и добрался до Карла V.
Мы не знаем точно, что включал в себя первый вариант «Опыта»: рукописи, отправленные королю прусскому, до нас не дошли. Но всеобщая обширность окончательного текста очевидна. Книге предпослано введение — «Философия истории», начиная с геологических переворотов. Поразительно, что Вольтер понял — миллионы лет человек провел в первобытном состоянии, и еще более поразительно — для того времени это был скачок в науке — он отрицал дообщественное состояние человека. Одиночный человек — досужее измышление. «Человек, в общем, всегда был тем, чем является сейчас». Семья была первой ячейкой общества, утверждал он задолго до Энгельса.
В беглом обзоре древней истории автор осуждает римлян за то, что для них любовь к отечеству означала право убивать и грабить другие народы, за то, что они смотрели на свой народ как на «свирепого зверя, который надо натравливать на соседей, чтобы он не пожрал своих господ», и одобрял Древний Рим лишь за религиозную терпимость.
Зато к Древней Греции отнесся несравненно более благосклонно. Свобода мысли сделала греков самым умным народом в мире. Соединяя в себе историка с политиком, Вольтер тут же пишет, что «в наше время английская нация стала самой просвещенной в мире, потому что у англичан можно думать безнаказанно». Отдает Локку предпочтение перед Платоном.