Ну что ж, раз так, нужно, по крайней мере, действительно позаботиться о своем здоровье, поехать на воды. В Пломбьер его как больного не могли не пустить. Но возникло неожиданное препятствие — там лечился в это время Мопертюи.
Вольтер выждал его отъезда в Сеннонском аббатстве, где встретился с сирейским еще приятелем, ученым монахом Кальма.
Пробыв в Пломбьере две недели, снова вернулся в Кольмар. Здесь его ожидал приятный сюрприз: посещение Вильгельмины, маркграфини Байротской, с мужем. Несмотря на ссору ее брата с Вольтером, она, продолжая оставаться другом последнего, пригласила провести с ними зиму в Монпелье — он не поехал — и, главное, вызвалась помирить с Фридрихом. Из этого, как и из его собственных попыток получить снова приглашение в Берлин, хотя он и не собирался туда вернуться, а делал тактический ход для повышения своих шансов на возвращение в Париж, ничего не вышло. Фридрих написал своему бывшему секретарю Дарже: «…Вольтера только приятно читать, но поддерживать с ним знакомство опасно».
Теперь словно бы приглашение короля прусского уже и не нужно. Герцог де Ришелье, назначенный губернатором одной из французских провинций, Лангедока, снова предложил товарищу по коллежу поддержку. Д’Аламбер и другие истинные друзья философа предостерегали Вольтера, уговаривали не верить посулам «его старой куклы». Тщетно! Они с Ришелье условились встретиться в Лионе.
15 ноября 1754 года встреча состоялась. Но герцог, если бы и желал, не мог сообщить изгнаннику приятных новостей. Напротив, в довершение всех бед в Париже появились списки «Орлеанской девственницы» и продавались каждый за луидор. Это не сулило автору ничего доброго: в поэме он не щадил никого — ни церкви, ни светской власти. Напечатав потом «Орлеанскую девственницу» сам, выбросил все опасные места. Но чья-то вражеская рука постаралась, чтобы в списках этой злой для автора осенью она была дана полностью, без купюр. Стал известен публике и «Опыт о нравах и духе народов».
Что толку было Вольтеру с того, что лионский театр в его честь сыграл «Меропу» и «Брута» и зрители восторженно приветствовали юбиляра — в ноябре ему исполнилось шестьдесят лет, — так же как Лионская академия?! С того, что его чествовал весь город? Старый знакомый, банкир Роберт Троншен — Вольтер дружил со всей семьей Троншенов — сделал для него все. Здесь оказалась в это время и Вильгельмина Байротская и относилась к изгнаннику еще лучше и добрее, чем в Кольмаре.
Но в данных обстоятельствах ему было много важнее снискать расположение лионского архиепископа, кардинала де Тенсена. Несмотря на острый приступ ревматизма, Вольтер оделся самым парадным образом и, велев заложить карету, отправился с визитом в архиепископский дворец. Коллини рассказывает: нога патрона болела так, что без помощи секретаря он не смог бы дойти и до приемной кардинала. Однако, едва войдя туда, немедленно вышел обратно, взял Коллини под руку — тот ожидал за дверью — и молча направился к выходу. Только тогда, когда они очутились на улице, Вольтер сказал: «Нет, эта страна не по мне!» Оказалось, кардинал заявил: он не может пригласить к своему столу человека, дурно аттестованного при дворе.