«Значит, вы платите двести тысяч государству, — сказал я (человек с сорока экю. — А. А.), чтобы оно могло вести войну, столь выгодную для вас. Вот я, имея ровным счетом сто двадцать ливров, плачу половину».
Но богач не платил ничего и считал, что не он должен государству, а, напротив, государство должно ему. Ведь он получил наследство от дядюшки, заработавшего восемь миллионов в Кадиксе и Сурате, и владел не землей, а лишь средствами обмена — серебряными и бумажными деньгами.
В четвертой главе Вольтер клеймит собравшихся в приемной генерального контролера — грабящих народ тунеядцев монахов и весьма прозрачно агитирует за секуляризацию церковных имуществ. Он посягает и на само божественное право, узаконивающее беззаконие.
Не забывает автор и французского уголовного судопроизводства, требует его реформы, сражаясь за веротерпимость, напоминает о процессах Каласа, Сервена и Лабарра. Клеймит применяемые и сейчас средневековые пытки, «драконовы законы»… Не упускает случая напасть на прямо названного Фрерона.
Есть в книге и слабости. Экскурс в естествознание не на высоте науки того времени, так же как в портативном «Философском словаре». Но мы прощаем это «Человеку с сорока экю». Прощаем и сухость, даже некоторую скучноватость за то, что это одна из самых тяжелых бомб, брошенных Вольтером в старый порядок. Из того, что в ней сказано, с неопровержимой доказательностью автор сделал разящий вывод: «Самое ужасное из всех зол — феодализм. Он приносит несравненно больше бед, чем гром и молния».
Как могли не сжечь такую книгу, не расправиться с теми, кто ее продавал?
А если подумать, что в защиту самых бедных, самых угнетенных выступил богач, в защиту крестьян — сеньор, помещик, заслуга Вольтера особенно велика.
Примечательно, что, по форме нисколько не напоминая «Человека с сорока экю», расцвеченная богатейшей фантазией, ориентальная сказка «Принцесса Вавилонская» была написана лишь месяцем позже, и это не случайно.
При внешнем сходстве с «Задигом», «Бабуком», «Микромегасом», по фантастичности, костюмировке, путешествиям героев, авантюрному сюжету на самом деле она коренным образом от них отличается и продолжает предшествующий ей публицистический очерк. Сказка эта не философская, а социально-политическая.
Она включает в себя и критику старого порядка. За царством Вавилонским легко угадывается Франция Людовика XV. Кроме того, так как принцесса Формозанта и ее возлюбленный гоняются друг за другом по всему свету, страна галлов показана и более прозрачно зашифрованная.
Но главное направление «Принцессы Вавилонской» иное, чем «Человек с сорока экю». Для «фернейского патриарха» это время больших надежд, опирающихся на международные перемены. Две главные католические династии — Бурбоны в Габсбурги — кажутся ему захваченными Просвещением. Вероятно, он преувеличивает влияние просвещенных венских министров и прогрессивность самого Иосифа II. И то же видится Вольтеру в Париже, Неаполе, Мадриде, Лиссабоне. Он придает большое значение делу министров Пармы, связанному с конфликтом между Бурбонами и Римом. Папа противостоит просвещенному деспотизму и поэтому предает анафеме дона Фернандо Пармского и его правительство. Дом Бурбонов, царствующий в ряде стран Европы, образует единый фронт против папизма. Людовик XV занимает Авиньон, отколовшись от Рима и отказываясь подчиняться папе римскому, до тех пор владыке