Это, конечно, мелочь. Гораздо важнее ответить на вопрос, почему Вольтер согласился пе только исповедоваться, но и дать в руки церкви такие документы. Разгадка в том, что он боялся повторить посмертную участь Адриенны Лекуврер и не придавал значения своему поступку.
Есть несколько версий ответа Вольтера на вопрос, почему он примирился с Гадиной. Но во всех вариантах этой фразы есть упоминание о том, что если бы он родился у берегов Ганга, то умер бы, соблюдая обычаи браминов, даже «с коровьим хвостом в руке». Различие лишь в том, что у одних биографов он так сказал аббату Готье, объясняя, почему хочет умереть в лоне католической церкви… У Штрауса он так ответил одному из своих друзей, предпослав фразе про коровий хвост другую: «С волками жить — по-волчьи выть».
Но все биографы, называя разных священников, и у одних — накануне, у других — за два дня до смерти, сходятся на том, что Вольтер одинаково отвечает на один и тот же вопрос, признает ли он божественность Спасителя: «Дайте мне умереть спокойно».
Спокойно ли он умирал? Д’Аламбер написал Фридриху II о последних днях Вольтера — принимая опиум от мучивших его страшных болей, он почти все время был без сознания и только в редкие светлые промежутки тихо жаловался на то, что приехал в Париж, чтобы там умереть.
Доктор Троншен, напротив, в одном письме сравнивает возбуждение умирающего с бурей.
Но оба сходятся в главном: Вольтер жестоко страдал оттого, что расставался с жизнью. И отнюдь не страшась мук ада… Троншен не разделял убеждений своего пациента и друга, но и он был вынужден признать, что Вольтер оставался самим собой до последней сознательной минуты, сохранил верность своим взглядам, страсть к труду… Не расставался с неотвязной мыслью о незаконченном Академическом словаре. И в своей тактике Вольтер был верен самому себе.
А примирение с Гадиной, так же как и с абсолютизмом, не состоялось. Католическая церковь придала гораздо большее значение его последней просьбе — дать умереть спокойно, тому, что он так и не признал божественности Христа, чем письменному покаянию 2 марта. Ошиблись и он и поддерживающие его в этом намерении друзья. Вольтер унизил себя напрасно. Архиепископ парижский не разрешил похоронить его, тем более в присутствии всех академиков на отпевании, в церкви Кордильеров, как предполагалось. Но скорее всего запретил бы его торжественные похороны по религиозному обряду и если бы Вольтер покаялся второй раз, перед самой кончиной.
И мертвый, Вольтер оставался контрабандой.
Еще в Ферне он приготовил себе гробницу в построенной им церкви, позже завещал похоронить себя в ванной комнате. Близкие не могли выполнить ни первого, ни второго. его желания. Набальзамированное тело племянник покойного, аббат Миньо, облачил в халат, надел на мертвую голову ночной колпак, посадил труп в карету, как живого, и поспешно увез за двести лье от Парижа, в аббатство Сельер, в Шампани. (Мозг и сердце перед этим вынули.) Сердце покоится сейчас в цоколе скульптуры Гудона в Национальной библиотеке, в Париже. 2 июня, после торжественной панихиды в церкви аббатства, Вольтер был похоронен на освященном кладбище. А едва гроб был опущен в землю, пришел приказ епископа Труа с запрещением его хоронить.