Вольтер шлет письмо за письмом в самом дружеском тоне своим бывшим тюремщикам — Эро, самому Морепа: им же нравилось то, что он посмел написать. Опять тактика!
Но в письме начальнику полиции есть и фраза, свидетельствующая, что и в таком тяжелом положении Вольтеру не изменило чувство собственного достоинства: «Моя книга переведена на английский и на немецкий языки и приобрела больше поклонников в Европе, чем не заслуживших уважения критиков во Франции».
Вольтеру удалось избежать нового заключения лишь потому, что хозяева Монжа переправили его в Лотарингию, к границе с Германией. «Леттр каше» в исполнение приведен не был, но висел над Вольтером целых десять лет.
Врагом книги и ее автора на этот раз оказался парижский парламент. Это он вынес решение о сожжении «Философических писем» 10 мая 1734 года и больше всех преследовал автора.
Сожжение, однако, не помогло. «Главная книга века», как Феникс, возникла из пепла. Не только уцелели многие экземпляры поддельного амстердамского и руанского издании, но и в одном лишь 1734 году «Философические письма» были бесцензурно переизданы пять раз и еще пять за годы 1735–1739. Костер у Дворца правосудия лишь способствовал ее феноменальному успеху.
Читатели запрещенной литературы большей частью принадлежали к высшему обществу и богатой буржуазии, феноменальные цены на запрещенные книги их не останавливали. Голландские издатели при таких покупателях наживались сверх всякой меры.
Первыми видимыми последствиями широкого распространения «Философических писем» было то, что светские дамы стали изучать английский язык, прежде во Франции мало известный в отличие от итальянского и испанского, а все сколько-нибудь выдающиеся французы поторопились побывать за Ла-Маншем.
Что же касается автора, этот костер разжег в нем еще большую неприязнь к старому порядку.