мало заботятся о том, что думал Лейбниц».
Вольтер пишет дальше: «Рожденная для истины, она вскоре покинула все отвлеченные системы и прилепилась к открытиям великого Ньютона. Перевела на французский язык всю книгу математических принципов, а впоследствии, укрепив свои познания, добавила к этой книге, понятной очень немногим, алгебраический комментарий, равным образом недоступный рядовому читателю…»
Затем Вольтер с гордостью сообщает, что этот комментарий просмотрел и поправил один из лучших математиков того времени — Клеро, и кончает упреком: «Нашему веку делает мало чести, что он (комментарий. — А. А.) остался незамеченным».
Вернемся, однако, к музам самого Вольтера. Уже в 1734 году он искал ответов на самые кардинальные для того времени вопросы мысли в «Трактате о метафизике». Это сочинение очень важно для понимания становления его философии. Примечательно и то, что, написав его по настоянию божественной Эмилии, чтобы разобраться в своем отношении к богу, душе, устройству мира, затем автор во многом оказался решительным противником маркизы. Она была тогда сторонницей Лейбница и краеугольного камня его учения: все к лучшему в этом лучшем из миров, Вольтер же следовал за благоразумным Локком и другими английскими философами, за Ньютоном, хотя еще не пришел к полному несогласию с Лейбницем.
Вот главные мысли трактата. Автор верит в существование бога, но рассматривает его как первую двигательную силу, довольствуясь доказательствами, вытекающими из мирового порядка, этой двигательной силы требующего. Доказательства нравственные ему не нужны, В этом они с маркизой сходятся. Для обоих метафизика — введение в физику, а существование бога — первая истина физики и в то же время лишь необходимая гипотеза. «Бог существует — версия наиболее правдоподобная, которую могут принять люди. И такой бог не допустит ни мучеников, ни палачей. Он — то же самое, что понятие об атоме. С таким богом связаны законы, управляющие вселенной. Но его свойства и его природа никому не известны. Все споры о провидении и справедливости бога — праздные рассуждения».
Вольтер сперва наносит удар пессимизму Паскаля, затем — менее сильный — оптимизму Лейбница. Человек отнюдь не так жалок, как утверждает Паскаль. И, с другой стороны, откуда мы знаем, что мир не мог бы быть лучше? Жизнь такова, какова она есть: не слишком хороша и не слишком плоха. Она выносима, раз люди ее выносят.
Относительно души позиция Вольтера в этой книге такова. Он начинает с утверждения: «Я вовсе не уверен, что имею доказательства против духовности и бессмертия души, но все вероятности говорят против них». Затем приводит положение Локка, что бог мог бы наделить материю свойством мыслить, спрашивая, однако, зачем вмешивать сюда бога. И кончает тем, что малопонятное для разума бессмертие души — гипотеза, бесполезная для общества.