Уже через месяц после начала боевых действий на Карельском перешейке и по всей линии соприкосновения на фронт прибыла концертная бригада Руслановой и Гаркави и начала выступления для бойцов. Чаще всего концерты проходили прямо в лесу, под открытым небом, в метель.
Для Руслановой эта война была уже третьей. Тогда она ещё не предполагала, что будет и четвёртая, самая долгая и самая страшная, и очень скоро.
За 28 дней фронтовых гастролей их группа дала сто один концерт. По три-четыре концерта в день. Побывали почти во всех армиях.
Заполярье. Жестокие морозы под тридцать градусов. Леса, заваленные снегами. Замёрзшие озёра и реки. Из дивизии в дивизию перебирались то на машине, то на дрезине, то на самолёте, то на гужевом транспорте. Иногда туда, куда предстояло добраться, дороги не было, и тогда они становились на лыжи и шли по лыжне, пробитой разведчиками-про-водниками. Чтобы не замёрзнуть и не простудиться, выступали в ватных армейских штанах и телогрейках.
На ночь останавливались то где-нибудь в ближайшей тыловой деревне, то в армейских фанерных домиках, то в палатках в лесу. Палатки обогревались железными печурками. Печурки топили по очереди. Очередь распределяли на всех без исключения. Вставала среди ночи и Русланова, дежурила возле железной печки, сделанной солдатами из бочки из-под бензина, подбрасывала сухие поленца, чтобы пламя в топке не угасло и палатка не остыла.
Укладываясь спать, ватников не снимали. Некоторые из концертной бригады после двух-трёх суток таких гастролей начинали ныть, бранить весь свет, с тоской вспоминать Москву.
Спасал ситуацию Гаркави. Начинал шутить, поднимать людям настроение очередными своими безумными историями. Все понимали, что — врёт, снова сочиняет небылицы, но становилось забавно. И люди начинали смеяться и тоже включаться в разговор.
Когда приезжали в незнакомое, новое место и до концерта оставалось время, Русланова заходила погреться либо в какие-нибудь походные мастерские, либо в передвижной полевой госпиталь. Её сразу узнавали. Отовсюду неслось: «Лидия Андреевна!.. Лидия Андреевна!..» Она им: «Голубчики мои!..» И начинала рассказывать какую-нибудь смешную историю, в которую она недавно попала либо слышала её у соседей. Сразу — смех, шутки. Настроение поднималось. Глядишь, и раненым становилось жить на свете не так мрачно. И она чувствовала, что хоть чем-то скрасила их унылое существование.
Бойцы крутили усы, восхищённо слушали великую певицу, которая и на слово оказалась легка и приветлива. Своя! Ну, в доску своя!..
На ночные посиделки, которые Сталин какое-то время любил устраивать в Кремле, приглашая туда знаменитых писателей, артистов, людей искусства, Русланова попала всего один раз. Кто-то из её биографов написал: мол, не любила она этих вечеров…