Одна радость — подозрительные эльфячьи личности, сидевшие там и тут на корточках, бледнели с лица, видя нашу шлепающую мимо команду, принимая максимально невинный вид. Сделать им это было сложновато по причине татуировок, щербатых пастей, да здоровенных тесаков, висящих у каждого на поясе, но ребята старались, чего уж там. Конечно, по закону жанра, тут нужно было поймать самого прожженного из местных кислодристов, а затем, сделав зверскую рожу, запугать и выпытать местоположение нормального кабака, но надо ли мне, чтобы через час вся эта пропахшая говном, потом и брагой эльфячья столица знала, куда забурился Герой?
Нет. Не осмеливаются садиться на хвост? И хорошо. А где нормально кормят, мы все, включая Виталика, понимаем прекрасно. Не здесь!
Так и прошлепала наша дружная четверка (слегка подросшего утконоса, сидящего у меня на плече толстеньким эполетом считать было незачем) в места, где начиналась эльфийская цивилизация. Массивы трудовых и портовых трущоб, раздавшиеся перед нашим героическим квартетом, продемонстрировали очень даже приличный город, буквально усеянный мостами и каналами. Слегка ностальгнув по Санкт-Петербургу, а также цинично покивав, после взгляда на то, какие говны текут по каналам возле трущоб, я с девчонками смело рванул дальше, имея целью приличную гостиницу.
Между «приличными» и «неприличными» районами огромного города обосновался здоровенный базарище, куда мы с разгону и вписались, чуть не потеряв голову и друг друга. В царящем гомоне и толкотне, я не нашел ничего лучше, чем посадить Тами себе на плечи навроде ребенка на рок-концерте, а затем, взяв в каждую руку по оставшейся девушке, с натугой попёр вперед аки атомный ледокол. Связка оказалась на диво удачной, только вот наше стесненное положение оказалось знаком судьбы ни для кого иного, как для местных карманников. Дети и подростки разного возраста и степени оборванности как-то зашуршали вокруг как голодные пираньи, пользуясь той толкучкой, что мне приходилось создавать, пробивая себе дорогу через ряды.
— Защищайте меня от этих засранцев! — выдал я ценное указание девушкам.
— Уже! — хихикнули саякиным голосом из-под левой руки.
Через десяток минут мы уже стояли на краю огромного толковища, слегка встрепанные и помятые.
— Десять тысяч! — голосом довольной донельзя жабы произнесла госпожа Такамацури.
— Ноль! — грустно пискнули у меня над ухом, — Я сверху сидела.
— Пятьдесят восемь, — скромно улыбнулась Матильда, оправляя свою «слегка» съехавшую одежку.
— Сколько?!!
— Пятьдесят. Восемь, — блондинка лучилась довольством и весельем.