Ныне, однако, это название приобрело более специфический оттенок. Фаси сегодня — это расселившиеся по всем крупным городам страны представители фесской буржуазии, преимущественно андалусского происхождения, а частично также выходцы из феодальной и религиозной арабской знати. Ои-и сейчас гораздо сильнее в Рабате и Касабланке, чем у себя в Фесе. Одни марокканский историк доказывал мне это так: «Партия Истикляль у нас всегда опиралась на фаси и, естественно, шла в Фесе на первом месте. Однако за последние годы она именно в Фесе никак не может набрать большинства». Мой знакомый объяснял это частично наплывом берберов Среднего Атласа, частично усилением социальных противоречий между буржуазией фаси и трудящимися фесцами без различия происхождения[8].
Мне показывали в других городах Марокко видных фаси, преуспевавших на государственной службе, в науке, бизнесе, свободных профессиях. Складывалось впечатление, что иногда под фаси подразумевается вовсе не человек из Феса, а просто представитель буржуазии или аристократии. При этом даже не обязательна аравийская или андалусская генеалогия. Короче, сам термин «фаси» стал употребляться для обозначения социальной, а не этнической, географической или исторической принадлежности. Но «классический фаси» — это выходец из фесской образованной (и, как правило, богатой) верхушки, ведущей происхождение от мавританских изгнанников, каковыми в свое время было большинство фаси. Более того, и сейчас еще в само понятие «фаси» включается гордость замечательным вкладом Феса в историю и культуру Марокко, в многообразные связи Магриба и Андалусии, в развитие и организацию экономики страны.
По соседству с Гибралтаром
Наш путь из Феса в Танжер шел через Волюбилис и мимо Мулай-Идриса. Они почти рядом. Но если светлая, серебристо-серая окраска руин Волюбилиса навевала, несмотря на зрелище погибшего города, какое-то оптимистическое настроение, то Мулай-Идрис, напоминавший бело-желтый кусок алжирской касбы, волшебным образом заброшенный в темную зелень крутых холмов и оливковых рощ, производил иное впечатление. Строгий, недоступный, укрывшийся замшелыми стенами цвета охры, прижавшийся к подножию большой горы, он был не лишен своеобразной мрачноватой красоты. Мы медленно проехали мимо. Попасть в эту «марокканскую Мекку» все равно было немыслимо. А при беглом обзоре оплот ислама на берберской земле выглядел вблизи довольно обычно: пастушок в коричневом бурнусе безмятежно нас коров у самых стен города, прячась в тень огромного кактуса, по оживленной улице сновали полностью закрытые женщины, а среди мужчин немало было одетых по-современному, в том числе с непокрытыми головами. Они толпились у стоявшего на улице грузовика. Очевидно, крестьяне, приехавшие по делам.