Разговор заходит о том, что вообще многие видные деятели алжирской культуры родом из Тлемсена. Сама атмосфера этого города — красивые пейзажи, памятники старины, традиции искусного ремесла, музыки и поэзии андалусских мавров в сочетании с предприимчивостью и энергией берберов-горцев и, позднее, турецких пришельцев — как бы отвела Тлемсену роль одного из главных оплотов самобытной культуры алжирской нации.
Буайяд — участник многих международных симпозиумов, лично знаком почти со всеми крупными востоковедами Франции и некоторых других стран. О встречах с ними он рассказывает живо, образно, с юмором.
Он не согласен со мной относительно некоторой предвзятости, наблюдающейся в работах Ш.-Р. Ажерона:
— Ажерон мой друг. Я его очень уважаю за глубокое знание истории Алжира, объективность и талант историка.
О недавно умершем лидере всей западной магрибистики Роже Ле Турно он сказал:
— Это был, безусловно, колониалист по убеждениям, но умный и эрудированный. Он был моим профессором в Алжирском университете и отличным профессором. Когда в годы революционной войны меня хотели арестовать, он спас мне жизнь, спрятав у себя. Он был верующим католиком, пытавшимся совместить колониализм с добрыми делами, облегчающими совесть. Ёсли бы он не вмешивался в политику и оставался только ученым, оценка его деятельности могла бы быть превосходной.
После этого рассказа мне стало ясно, что посвящение в упоминавшейся выше книге Буайяда — не просто дань традиции. Оно гласит: «Памяти всех бойцов Армии национального освобождения, всех членов подпольной организации Фронта национального освобождения, всех фидаев и мусабилей (подпольщиков), которые писали историю своей кровью». И хотя война за освобождение кончилась 17 лет назад, она живо чувствуется и ощущается здесь каждым, пережившим ее.
Неоднократно убедившись в этом, по-другому воспринимаешь и казавшиеся мне не совсем скромными слова Гентари:
— Лишь истинные муджахиды могут изучать революцию. Например, я жил здесь все эти годы, участвовал в войне, собрал множество документов. Для меня нет трудностей в исследовании этого периода.
Тогда он готовил диссертацию о политической и административной структуре Армии национального освобождения (АНО) в 1954–1962 гг. В его распоряжении было немало внутренних документов АНО — бюллетеней, брошюр, листовок. Без них он считал невозможным точно воссоздать подлинную картину событий, но признавал, что обилие свидетельств непосредственных очевидцев оборачивается для историка неожиданным препятствием.
— Одна из трудностей анализа революционных событий, — говорит Гентари, — заключается в том, что многие их участники еще живы. Почти каждый из них старается подчеркнуть свою роль и не всегда склонен по достоинству оценить роль другого, тем более если эго — его давний конкурент, политический или личный соперник. Я записывал, в том числе на магнитофон, свидетельства многих участников войны, людей честных и заслуженных. Но при сопоставлении их рассказов быстро находил противоречия и несоответствия.