— Обед я убрал в холодильник, — произнес он, не глядя на меня. — Захочешь потом, разогреешь и поешь. Света приготовила итальянскую пасту и настоящий русский борщ.
— Спасибо. Зря побеспокоился…
Мне было так грустно, что я боролась со слезами. Что это — запоздалая реакция на ночные приключения? Или поведение Германа, не спрашивающего ни о чем, так подействовало на меня?
— Сделаю бутерброды, — метнулась я к холодильнику, чтобы хоть чем-то занять себя, чтобы не видеть сочувствия и понимания в его глазах.
Мы не пошли в гостиную, а расположились прямо на кухне, за столом.
— У тебя аптечка есть? — неожиданно спросил Герман.
— Кое-что есть, — я вспомнила, что собирала мешочек с таблетками в дорогу. — У тебя что-то болит?
— Нужно обработать царапины, — он кивнул на мои ноги, и я с ужасом заметила, что халат не скрывает раны. — Йод или зеленка, что-нибудь есть?
— Лейкопластырь только…
Не помню, когда последний раз пользовалась йодом или зеленкой. Ничего удивительного, что не взяла их с собой.
— Не пойдет. Я сейчас вернусь.
Герман встал и начал одеваться. Потом молча вышел за дверь, под дождь, который даже не собирался ослабевать.
Оставшись одна, я загрустила. Сама не знаю, почему, вдруг почувствовала, что без Германа стало тоскливо. Он определенно нравился мне. Я вспомнила вечеринку в кафе и жутко захотела снова оказаться с ним в романтической обстановке. Даже сомнения, что он может испытывать ответное влечение, не могли стереть улыбку, внезапно появившуюся на лице.
Так я и просидела за столом, потягивая горячий кофе, с дурацкой улыбкой на губах, пока не вернулся Герман. Я даже не закрыла за ним дверь, в полной уверенности, что он не задержится.
Он зашел, поливая пол водой, обильно стекающей с плаща. Я наблюдала, как он аккуратно снимает плащ и вешает его на вешалку, чтобы не забрызгать все вокруг. Потом вытирает лужу тряпкой возле порога и снимает грязные сапоги. И так умело у него это получается, что я поймала себя на мысли, что сижу и любуюсь каждым его движением.
— Пойдем, обработаем царапины?..
Он остановился возле стола и вопросительно смотрел на меня.
— Не обработаем, может начаться заражение, — добавил он.
Я хотела было сморозить глупость про прививку от столбняка, но вовремя сообразила, что не стоит выглядеть глупее, чем есть, учитывая, что он вообще может подумать о природе появления моих ран.
Усадив меня на диван, Герман присел на корточки и аккуратно откинул полы моего халата, ровно на столько, чтобы оголить ноги не выше колена. Мне было стыдно, что он так близко и внимательно рассматривает мои ноги, но я терпела, дав себе слово не выступать. Достав из аптечной сумки какую-то баночку, Герман открыл ее и начал смазывать царапины, нежно прикасаясь к ним пальцами.