Слезы навернулись на глаза. Ну вот, не хватает только пьяной истерики.
— Я тут подумал, что тебе необходима компания, — услышала я голос Владимира и увидела его мирно сидящим на диване.
Ожидала прочитать привычную издевку в глазах, но ничего подобного не заметила. Сейчас он смотрел на меня как-то очень по-человечески, даже с легким сочувствием.
— Грустно пить в одиночестве, — продолжал он. — Негоже это девушке…
Почему-то я не стыдилась своих слез, они спокойно текли по щекам ровными дорожками.
— Знаешь, на душе так гадко, что ничего лучшего не придумала. А ты вино сделал таким… в общем напилась я.
Очертания Владимира слегка расплывались, то ли от вина, то ли от отсутствия очков, и мне приходилось щуриться, чтобы сконцентрировать взгляд.
— Что ты туда подсыпал? — строго потребовала я.
— Ничего. Просто я его состарил лет на сто, — Владимир улыбнулся, нормально так, как улыбаются близкие друзья, и мне вдруг стало очень уютно. В душе затеплилось что-то похожее на благодарность.
Не такой он, наверное, плохой, раз способен на добрые чувства. Его сегодняшний визит иначе, как проявление сочувствия, я охарактеризовать не могла.
— Зря ты так убиваешься из-за него, — сказал вдруг Владимир, и я сразу поняла, что он имеет в виду Германа.
— Почему?
— Ну, сама посуди, зачем он тебе? Глупый романтик с высокоидейными принципами?
— Он не глупый! — встала я на защиту любимого.
— Ну, пусть будет умным. Что это меняет? Ты сильная, а он — идейный слабак.
— Он не слабак!
Какой же он слабак? Он замечательный! Добрый, умный и такой нежный. А как он целуется… Это же что-то волшебное. Его губы они такие… такие… мягкие и теплые. Я закрыла глаза, окунаясь в воспоминания, чувствуя, как приятно кружиться голова.
— Он неудачник, с больной мамашей, бабкой и еще кучей родственников на шее, — все испортил Владимир.
— Ну, зачем ты так говоришь? — заплакала я от обиды за Германа. — Он не неудачник, а просто очень добрый. Он просто честный. И тебе это не понять. Ты-то никогда не жил честно.
Я громко шмыгала носом, пытаясь остановить поток слез. Мне было так обидно, словно оскорбляли меня лично. В бутылке еще оставалось вино, и я вылила его в бокал. Может, хоть оно поможет взять себя в руки. Раскисла, как сыр духовке.
— А заешь, ты такая… интересная, что, пожалуй, при жизни я мог бы в тебя влюбиться.
Слова Владимира не сразу дошли до сознания. Поняв, что это он говорит про меня, я уставилась на него во все глаза.
— Ты?! Влюбиться?!
Хоть он и рассказывал, что любил когда-то, видно, поверить в это до конца я не смогла. А то, что он может испытывать подобное чувство ко мне, казалось нонсенсом.