Ильяс видит над собой свергнутую богиню Ринойю, а рядом с ней созвездие покрупнее — ее свирепого медведя Бакху. Изящная рука охотницы указывает на впереди появляющийся волшебный Лиес. Там ждут бывшего воина Таррума массивы лесов, где разная нечисть живет вдоволь, узкие звериные тропки и люди, не ведающие суеверного страха перед таинственным, незнакомым им колдовством.
Но этой ночью Ильяс в последний раз засыпает на неплодородной твердой кобринской земле. И молит богиню-охотницу, что этой ночью обернулась слепящее-яркими звездами, ее отваги, храбрости и внутренней силы. А сидящего рядом с Ринойей зверя — покровительства, защиты для тех, кто остался в суровой империи. Встретиться бы с ними, свидеться… Сам читает их имена, словно ведовское заклятие: Дарий, Рогвор, Голуба-знахарка, волчица из Айсбенга, которую он не сумел спасти…
Сон ему приходит тревожный. Вдруг снова он видит мертвеца Саттара, глядящего на него безумными застывше-ледяными глазами. Почивший охотник тянет к нему свои покрытые белым снегом руки. Убитый хватается за рубаху крючьями пальцев и рвет к себе Ильяса. Айвинец вырывается, кричит, но Саттар будто не слышит его.
Слышится треск порванной льняной ткани. В чистый снег падает слетевшая с рубахи Ильяса сребристая пуговица и, растаяв легко, как снежника, красит в красно-багряный белую землю.
— Ты дол-ж-жен был умереть в-вмес-с-те с-со мной, — шелестит в беспробудном сне мертвый голос.
Саттар обхватывает руками его крепкую шею и с нечеловеческой силой давит. Ильяс задыхается и с трудом хрипит:
— Нет…
Чувствует, как не хватает ему дурманяще-сладкого воздуха. Пытается отбиться, но все без толку. Смерть к нему подступает… И будто бы за плечом Саттара Ильяс видит ее, вечно молодую старуху. Та выжидает, к нему не подходит. А взгляд безразличен… Ей все равно.
Слышится режущий визг. В заледеневшее лицо Саттара вцепляется теплыми когтями кот. Охотник расслабляет свою железную хватку, и Ильяс навзничь оседает на снег. Делает вдох. Кислеющий воздух достигает его легких.
До чего ему приятно снова дышать…
— Просыпайся! — кричит Рогвор, тут же становясь человеком. — Я его задержу!
Ильяс думает, отчего оборотное заклинание старого друга и здесь, в посмертном мире, действовать может. А Рогвор, теперь уже человек, дерется со страшным почтившим в Айсбенге охотником.
— А как же ты? — айвинец спрашивает у колдуна.
— А я уже мертв, — безразлично, легко его друг отвечает.
Тогда Ильяс вдруг замечает, что глаза того блестят, будто стекляшки, и похожи на иссиня-черный обсидиан.
— Давай же, Ильяс! — торопит Рогвор.