Я не стал спорить — пусть будет «Сфинкс». Вернулся в Баку, почти уверенный в том, что на этот раз ответ из редакции окажется положительным. Но времена, видимо, наступили совсем другие. «К сожалению, — написал О. Соколов месяца через два, — ваша повесть не может быть опубликована в „Искателе“. Претензий к литературной стороне произведения у редакции нет, но повесть не соответствует профилю нашего издания».
Повесть, как мы потом убедились, не соответствовала профилю ни одного печатного издания в Советском Союзе. Мы стали посылать рукопись во все подряд редакции толстых и тонких журналов — от «Нового мира» до «Юности». Ответы, к счастью, приходили достаточно быстро, иначе эта процедура заняла бы лет сто. Но уже к концу 1970 года мы с Р. Леонидовым пребывали в полном убеждении, что о Сталине нельзя не только писать что-то критическое, но даже намекать на то, что в повести могут содержаться намеки…
Формально же ответы сводились к одной фразе: «К литературной форме претензий нет, но профиль не наш». У всех журналов вдруг появился один и тот же профиль…
Поскольку посылать повесть больше было просто некуда, то мы положили рукопись в папку, папку — на антресоли и забыли о ней на долгие семнадцать лет. Даже когда началась перестройка, я вспомнил об этой повести далеко не сразу. Лишь в 1988 году достал покрытую пылью папку, перепечатал рукопись (не посылать же в редакцию желтые старые листы!), назвал повесть, как и было задумано, — «Суд», и отправил все в тот же «Искатель», предполагая пройти заново знакомый путь отказов.
Но времена действительно изменились! И редактор в «Искателе» был уже другой — Евгений Кузьмин, он отправил повесть на рецензию доктору исторических наук Игорю Можейко (которого любители фантастики прекрасно знали под именем Кира Булычева) и получил на этот раз положительный отзыв, который и переслал мне с кратким сопроводительным письмом: «Повесть будет опубликована в первом номере за 1989 год». И. Можейко, естественно, прекрасно понял все содержавшиеся в повести намеки и аллюзии. Более того, именно эти аллюзии и стали теперь главным достоинством «Суда»!
Хотя на самом-то деле это была историческая повесть о судьбе художника в тоталитарном обществе. Будь то древний Кемт, современный СССР или иная страна, во главе которой стоит тиран…
* * *
Первая книга для любого автора — как новое рождение. Второй шанс представился мне лишь через десять лет, и конечно, не в «Молодой гвардии», а в другом издательстве — «Знание». Там у меня уже вышли две научно-популярные брошюры, а в сборниках «НФ» — несколько повестей и рассказов, в том числе повесть «Крутизна», которую редактор Валентина Михайловна Климачева и решила сделать заглавной в будущей книжке. Редкий по тем временам случай — благожелательно настроенный редактор, никаких проблем с отбором рукописей (одно требование — не превышать объем в 10 авторских листов). И переписки, собственно, никакой — даже вспомнить нечего…