До поры, до времени.
В середине 1983 года, когда в издательском плане «Крутизна» уже значилась, пришло письмо от В. Климачевой с неожиданной просьбой: «Нет ли у Вас какой-нибудь другой вещи, вместо „Крутизны“, которая могла бы стать главной и дать название книге?»
Что случилось? О «Крутизне» в самом издательстве я слышал только лестные слова, и, к тому же, повесть уже выходила в сборнике «НФ»! К счастью, опять подвернулась служебная командировка в Москву, и чуть ли не прямо из аэропорта я отправился на Старую площадь (там, напротив здания ЦК партии, в помещении Политехнического музея располагалась редакция «Знания»).
— «Крутизну» забодал главный, — объяснила Валентина Михайловна. — Видите ли, идея повести не соответствует марксистско-ленинскому материалистическому мировоззрению.
Что-то такое я уже слышал о другой повести в другом издательстве от другого редактора… Дежа вю? Научно-фантастическая идея «Крутизны» действительно продолжала и развивала «непроходную» идею «Странника» (кстати, разруганный в «Молодой гвардии», этот рассказ несколько лет спустя без каких-либо изменений благополучно был опубликован в сборнике «НФ»).
— Может, поменять что-то в тексте, — начал я, — чтобы…
— Ничего не получится, главный сказал: ни в коем случае, и речи об этой повести быть не может!
— Хорошо, — смирился я. — Пусть вместо «Крутизны» пойдет «Сегодня, завтра и всегда». Там с материализмом вроде бы полный порядок.
Так и сделали, и первая моя книжка получила новое название.
— Да, вот еще, — продолжала Валентина Михайловна, — в книге есть рассказ «Через двадцать миллиардов лет после конца света».
Такой рассказ был — в каком-то смысле попытка полемики с известной повестью братьев Стругацких «За миллиард лет до конца света», однако и без этой ассоциации название абсолютно точно определяло то, о чем в моем рассказе шла речь.
— Главный говорит, что рассказ с таким названием у нас выйти не может. Какой конец света? Мы же научное издательство! Вселенная бесконечна и вечна! Рассказ надо переименовать. Давайте назовем «Двадцать миллиардов лет спустя». И смысл сохранился, и ассоциаций никаких.
— Кроме как с романом Дюма, — вздохнул я.
Название изменили, но это еще был не конец. Узнав, что автор в Москве, главный пригласил меня к себе, чтобы лично дать ценные наставления.
— В вашем рассказе, название которого вы изменили, — сказал он, перекладывая листы рукописи, — указаны конкретные марки машин: «вольво», «волга»… И названия улиц: Вторая парковая в Москве, Баннер-стрит в Вашингтоне… И страна указана — Соединенные Штаты. Этого нельзя.