* * *
Был уже вечер, когда мы добрались до ворот Ормсби Парк. Это были очень ржавые старые ворота, и они жалобно скрипели на петлях, когда мы проезжали через них. Седовласый мужчина медленно вышел из полуразрушенного домика, чтобы впустить нас, и стоял, глядя вслед коляске со слабым изумлением, пока она двигалась по аллее.
— Бедный старина Уильямс! — сказал Фрэнк, со вздохом откидываясь назад. — Он совсем забыл меня!
— Какие великолепные деревья! — воскликнул я, глядя на гигантские ветви над головой.
— Они прекрасны! — ответил мой друг более жизнерадостно. — Признаюсь, у меня часто возникало искушение срубить старые деревья, но теперь, клянусь, топор никогда не осквернит их своим прикосновением. Смотрите! Вон там вы сейчас мельком увидите дом.
Я наклонился вперед и на мгновение увидел его сквозь проем между деревьями. Это было старинное здание елизаветинских времен, с фронтонами и большими эркерами, перед которым раскинулся сад с террасой.
— Мне кажется, я знаю, у какого окна стоит Грейс! — сказал Ормсби. — Интересно, как она выглядит! Подумать только, прошло целых пять лет с тех пор, как мы расстались!
Я начал испытывать беспокойство.
— Она знает, что я приеду? — поспешно спросил я.
Фрэнк разразился искренним смехом.
— Знает, что вы приедете! Конечно, она знает; и будет удивлена, когда увидит вас. Черт возьми, я сказал ей, что собираюсь привести с собой профессора восточной литературы — серьезного старого джентльмена с эксцентричными привычками, но глубокими познаниями; и выразил надежду, что она попытается полюбить его ради меня!
— Мой дорогой Фрэнк, — поспешно сказал я, — я думаю, не было необходимости ставить вашего друга в такое нелепое положение во время его первого…
— Тише! — перебил он, нежно сжав мою руку. — Не говорите так. Она давно знает, как я люблю и ценю Генриха Хеннеберга. А теперь давайте выйдем, потому что мы, наконец-то, прибыли!
Мы подъехали к задней части дома, где нас встретили двое или трое старых слуг. Фрэнк пробежал мимо них и, взяв на руки даму, стоявшую у двери, покрыл поцелуями ее щеки и лоб.
— Грейс, моя дорогая Грейс! — сказал он, нежно склоняя перед ней свою гордую голову.
— Мой дорогой брат! — ответила дама, пряча лицо у него на плече и громко всхлипывая.
Я отвернулся, потому что мне здесь было не место, и мои собственные глаза наполнились слезами.
— Какая ты стала взрослая! — услышал я его слова, обращенные к ней. — Такая взрослая и такая красивая! Ты так изменилась; и все же осталась той же самой дорогой Грейс, которую я покинул пять лет назад!