Все здесь было так тихо и спокойно, что я почувствовал, как мое встревоженное сердце успокоилось. Солнечный свет, проникающий через витражи, мерцал золотыми и пурпурными пятнами на мраморный пол и пронзал длинными полосами тусклые галереи. Ризничий возлагал свежие цветы на алтарь; огромный орган со сверкающими трубами был совершенно нем и бездыханен, словно мертвый великан. Несколько маленьких свечей горели на полочке у двери; и старая нищенка, с костылями, лежащими рядом с ней на земле, благоговейно преклонила колени перед алтарем. Покинув собор, мы поспешили по грязным узким улочкам города и сели в тени деревьев на одном из холмов, откуда открывался вид на Рейн. Здесь мы смотрели, как женщины суетятся у дверей своих домов, и мой друг декламировал чудесную балладу Шиллера «Журавли Ибика».
Так прошло утро, а еще через несколько часов мы скользили по широкому течению, между виноградниками и скалами, и разрушенными башнями с пустыми глазницами окон; островами с деревьями, спускающимися к воде; причудливыми старыми городами с готическими шпилями; и пологими дубовыми и сосновыми лесами.
Но мне нет нужды описывать вам Рейн, мой друг, для которого я пишу эти краткие страницы тревожных воспоминаний! С тех дней моей юности вы тоже видели те сцены, о которых я говорю, — вы тоже чувствовали, как влияние их красоты оседает, словно роса, на засушливые пески вашего жаждущего сердца. Скажу лишь, что мы плыли все дальше и дальше, мимо Кобленца, Андернаха и Бонна, что мы остановились на день в Кёльне; что мы там наняли коляску, чтобы отвезти нас в Клеве; и что оттуда мы двинулись по ровным дорогам Голландии. Вы вполне можете вспомнить собственный опыт, чтобы проследить наш путь и представить себе чувства, с которыми я, студент-отшельник, должен был созерцать столь разнообразные и замечательные пейзажи.
В Роттердаме мы сели на пароход, идущий в Англию, и более чем через две недели после нашего отъезда одним знойным вечером прибыли в Лондон.
— Не останемся ли мы здесь на несколько дней, чтобы я мог показать вам некоторые из чудес нашего великого города? — спросил Фрэнк, когда мы сидели за ужином в темной комнате в задней части большой мрачной гостиницы по соседству с собором Святого Павла.
Но я был ошеломлен шумом и спешкой улиц, по которым мы только что проехали.
— Ах, нет! — ответил я. — Я не гожусь для этого места. Такой круговорот жизни угнетает меня. Давайте побыстрее отправимся в ваш старый тихий дом. Я буду счастливее среди тихих аллей вашего парка или мечтать над книгами в вашей библиотеке. Мне нужен покой… отдых и покой!