Вот так я и сидел однажды солнечным утром лицом к лицу с ней. Рядом со мной на столе лежал раскрытый том. Я читал вслух, а она была занята каким-то изящным рукоделием. Я не мог видеть ее глаз из-за темных кудрей, ниспадавших на ее щеки.
Это была книга Чосера — я ее хорошо помню. Я читал Историю Рыцаря, и закончил на смерти Аркита. После нескольких слов восхищения наступила пауза; и когда я повернулся, чтобы продолжить читать, мои глаза остановились на ней, и я не мог отвести их. Очень тихо, я сидел и смотрел на нее, наблюдая за движением ее пальцев, за ее дыханием; и я спросил себя: «Может ли это быть явью, или это всего лишь сон?»
Внезапно я почувствовал, как любовь поднимается из моего сердца к моим губам; а потом… потом я оказался у ее ног, сжимая ее руки в своих и повторяя снова и снова прерывающимся голосом, между слезами и дрожью:
— Грейс! Дорогая, дорогая Грейс, я люблю вас!
Но она ничего не ответила, а только сидела очень бледная, неподвижная и смотрела вниз, как мраморная святая.
— Ни единого слова, Грейс, ни единого?
Ее губы задрожали. Она медленно подняла лицо и посмотрела мне в глаза. О! Какими глубокими они были… какими темными… какими серьезными!
— Генрих, — произнесла она тихим чистым голосом, — Генрих, я полюбила вас давным-давно… я полюбила вас в своем воображении, за годы до того, как мы встретились.
Конечно, в этих словах не было ничего такого, что не должно было бы наполнить меня восторгом, и все же они поразили меня ощущением неописуемого ужаса.
Я слышал их раньше — да, и в этом самом месте!
С быстротой молнии они обрушились на меня; и в одну мимолетную секунду, как пейзаж виден во вспышках бури, я вспомнил, о! Боже, — не только место, час, беседку, сад, но и ее саму… ее слова… ее глаза! Все, все так знакомо, как будто было частью моего собственного существа!
— Грейс! Грейс! — закричал я, вскакивая на ноги и дико всплеснув руками над головой. — Разве вы не помните?.. Когда-то раньше… здесь, здесь… столетия назад!.. разве вы не помните?.. вы не…вы не помните…
Ужасное удушье перехватило мое дыхание; земля поплыла у меня под ногами, а красный туман — перед глазами… я пошатнулся… я упал!
Я не помню ничего из того, что последовало за этим.
* * *
Даже сейчас мне кажется, что между тем моментом и моментом, когда ко мне вернулось сознание, прошли годы. Долгие бесстрастные годы — без мыслей, без надежды, без страха; темные, как ночь, и пустые, как сон без сновидений!
Но это было не так. Не прошло и трех недель с тех пор, как меня охватила лихорадка; но я был далек от того, чтобы пребывать в бессознательном состоянии, — меня все время мучили ужасные бредовые видения.