Мои самые ранние воспоминания, — а они относятся к давним временам, ибо я уже не молода, — возвращают меня в темную и грязную комнату по соседству с Друри-Лейн. Потолок был закопчен, обои выцвели и порвались, а окна, которые никогда не мыли, почти не пропускали солнечного света. В одном углу стояло потрепанное пианино того старомодного типа, которое, как я узнала впоследствии, называлось клавесином. На нем лежали груды пожелтевших пыльных нот. Там также были басовая виола, несколько скрипок и музыкальный стол моего отца, потому что он был музыкантом и играл в оркестре театра Друри-Лейн. Я также помню, что на стенах висели портрет миссис Биллингтон и гравюра Дэвида Гаррика, а в кресле моего отца обычно сидел большой черный кот, самый дорогой товарищ по играм моего детства.
Я росла без матери, одиноким, заброшенным маленьким существом, без развлечений и без образования. Я не умела читать. У нас имелись несколько пыльных томов с любопытными фронтисписами и портретами актеров прошлого поколения в странных нарядах, расположенных через большие промежутки между страницами. На них я смотрела день за днем с безнадежным восхищением, переворачивая лист за листом, с таинственными печатными буквами, которые ровно ничего не значили в моих глазах. Я часто видела, как мой отец читал газету воскресным утром и иногда улыбался ее содержанию. Я никогда не осмеливалась спросить у него, могу ли я научиться делать то же самое, потому что он был суров и холоден; и сидела в течение многих тихих часов, с невыразимой тоской наблюдая за движением его глаз вдоль строчек.
Я уже говорила, что это — мои самые ранние воспоминания; но даже тогда мне казалось, что у меня остались еще и другие, достаточно обрывочные и смутные, о давно минувших временах. Обрывки старых стихов и сказок всплывали в моей голове, смешиваясь с тонами мягкого голоса; мне нравилось соединять эти разрозненные звенья с переплетениями моей собственной фантазии. Иногда, когда я лежала в своей постели, а лунный свет струился сквозь незанавешенное окно, я просыпалась от приятных снов, в которых мне казалось, будто я вижу нежное лицо, забытое, но знакомое; а затем засыпала, в надежде увидеть продолжение этого сна.