— Ах, Боже мой! Нет, он был немцем.
Я снова начал листать рукопись. Я перешел к началу рукописи; мой взгляд упал на первые несколько предложений… Я наполовину ожидал этого. Их смысл, хотя и не их фразеология, в точности соответствовал первым строкам моей собственной работы!
— И скажите на милость, из какой части Германии приехал ваш друг, мсье Бенуа? — спросил я с наигранным спокойствием.
— Из пределов Богемии.
— А как его зовут?
— Карл Шмидт.
— Могу я узнать дату его кончины?
Старый джентльмен снял очки и смахнул слезу с глаз.
— Конечно, мой добрый друг! Он умер вечером 4 мая 1790 года.
Это была дата моего рождения.
Я внезапно встал. У меня перехватило дыхание. Мне показалось, что земля уходит у меня из-под ног…
— Помогите! — ахнул я. — Помогите! Я… я умираю!
В следующее мгновение я потерял сознание. После этого я несколько дней был очень болен; но как только достаточно оправился, чтобы вынести тяжесть долгого путешествия, я выехал из Парижа в Лейпциг. С тех пор я ни разу не выходил за пределы городских стен. Здесь, в апартаментах, которые занимал в юности, я и живу жизнью отшельника. И, по ощущениям, скоро закончу свою «странную, насыщенную событиями историю».
Такова история моей жизни — жизни проклятой и увядшей из-за проблесков прошлого, известного только Богу. Я помнил сцены и людей; я видел осязаемые свидетельства и следы самого себя на прежних стадиях моего бытия. К чему все это? Приведет ли смерть меня к полному познанию этих тайн! Или той духовной частице, которую люди называют душой, суждено вечно мигрировать из формы в форму, никогда не поднимаясь к высшему и божественному бессмертию? Увы! Я не знаю; и вы, друг, тоже не можете мне ответить. Жизнь — это проблема; Смерть, может быть, только слово! Неужели никакая рука не поднимет завесу вечности?»
* * *
К тому времени, когда я добрался до конца рукописи профессора, уже почти стемнело, и замок и церковные шпили Готы были уже в поле зрения. Вскоре дилижанс остановился возле городской гостиницы; группа молодых людей окружила читающего романы студента и увела его с радостными восклицаниями. Священник вышел и вежливо пожелал мне доброго вечера, а я отправился в гостиницу и отвратительно поужинал. Когда я вернулся в карету, чтобы продолжить свое ночное путешествие, я обнаружил, что три свободных места уже заняты тремя новыми пассажирами, а потому мне пришлось поехать в сторону Франкфурта. Примерно через две недели я отправился в Баден-Баден, и мне так понравилось это место, что я пробыл там несколько недель.
Однажды, праздно сидя в столовом зале отеля «Швейцария», я случайно взял в руки экземпляр «Вестника Галиньяни». Одним из первых, что бросилось мне в глаза, было следующее объявление: