ГЛАВА VII
ДВА НОВОГОДНИХ ДНЯ
Я — органистка Сент-Марта-Каммер, маленькой тихой церкви, в маленьком тихом городке, примерно в сорока пяти милях к северо-востоку от Лондона. Это не очень блестящее место — тридцать фунтов в год и маленький старенький дом, в котором можно жить; но мне этого хватает. У меня есть несколько учеников; подарок от Ризницы на Рождество и Страстную пятницу; и, прежде всего, искренняя любовь к моему искусству. Кроме того, разве у меня нет почетной грамоты первого класса Музыкальной академии на Цолленштрассе, в герцогстве Цолленштрассе-Майн, где я получила свое профессиональное образование? Разве я не радуюсь обладанию знаменитым письмом с множеством комплиментов, адресованным мне женой городского советника фон Штумпфа? Разве я не та гордая и удачливая участница, которая получила две бронзовые медали и увядший лавровый венок, врученные на трех больших экзаменах, украшающих сейчас каминную полку моей маленькой гостиной?
Хуже всего то, что у меня нет никого, кому я могла бы показать эти трофеи, кроме моих маленьких учеников и моего мальчика-слуги. Я очень одинока. Как случилось, что у меня нет друзей или родственников во всей моей родной Англии, не имеет значения. Мое проживание за границей и мое зарубежное образование имеют некое отношение к этому, но я не буду касаться этой темы. Мне больно оглядываться назад на разрушенный дом и разорванный круг общения, на поблекшее солнечное детство, на потерянных, но не забытых родителей; и, более того, все это не имеет абсолютно никакого отношения к моей истории.
Да, я одинока; и для того, у кого еще теплое сердце, это кажется наказанием судьбы. И все же, моя жизнь не лишена удовольствий. Мне нравится моя маленькая церковь с ее резными гробницами, готическим склепом и монументальной медью. Меня интересует престарелый пономарь и его длинные прозаические рассказы о семье Де Лейси, чье потрепанное знамя висит над старой дубовой скульптурой у алтарных перил. Я привязана к маленьким розовощеким деревенским детям из воскресной школы, которые каждую среду приходят в церковь, чтобы я могла обучать их тем песнопениям, какие они поют во время субботних служб своими нежными голосами. Больше всего я люблю свой причудливый старый орган, стоящий в темном уголке за церковной дверью. Мне нравится его тройной ряд черных клавиш, его корпус с причудливой резьбой и маленькие позолоченные ангелочки с трубами и виолончелями, которые сидят наверху.
Это правда, что орган не совершенен; более того, я должна признаться, что во многих отношениях это несколько капризный инструмент. В большом органе есть труба, которая всегда издает звук на полтора тона выше, чем нужно, и которую я не осмеливалась использовать в течение последних двух лет. Педали настолько изношены трением более чем за столетие, что превратились в тонкие планки. С мехами также происходит что-то странное, и они нагнетают воздух с прерывистым звуком, словно орган страдает астмой — дефект, который особенно раздражает, поскольку заставляет детей смеяться и портит эффект моих самых блестящих пассажей. Тем не менее, я — маленькая женщина, постоянная в своих привязанностях, и я очень люблю свой орган.