Она с самого начала невзлюбила художника. Напрасно я уговаривал ее — все было бесполезно, и в конце каждого такого разговора она говорила, что хотела бы, чтобы портрет был закончен побыстрее, и что она не может полюбить его так, как не может не любить меня. Так что наши споры всегда заканчивались поцелуем.
Но этот портрет занял много времени. Ван Роос обычно писал быстро, но портрет Гертруды продвигался очень медленно и, как и полотно Пенелопы, казалось, никогда не будет завершен. Однажды утром я случайно оказался в комнате — редкое событие в то время, так как я усердно работал над своим новым пейзажем; и я был поражен переменой, произошедшей с моим покойным учителем. Он больше не был прежним человеком. В его глазах был свет, а в голосе — вибрации, каких я никогда раньше не замечал; и когда он поднялся, чтобы попрощаться, в его поклоне и манерах была заученная вежливость, заставшая меня врасплох.
Тем не менее, я никогда не подозревал правды; портрет же был очень далек от завершения.
Наконец все это выплыло наружу, и однажды утром Ханс ван Роос сделал официальное предложение руки и сердца. Конечно, ему было отказано.
— Но очень мягко, дорогой Франц, — сказала Гертруда, рассказывая мне об этом вечером, — потому что он — твой друг и потому что он, казалось, так глубоко это чувствовал. И… и ты не представляешь, как ужасно он побледнел и как старался сдержать слезы. Мне было жаль его, Франц, — действительно, мне было очень жаль!
И это нежное создание едва удерживалось от слез, когда рассказывало мне.
Я не видел Ван Рооса в течение нескольких месяцев после этого отказа. Наконец я случайно встретил его перед зданием ратуши, и, к моему удивлению, во второй раз в своей жизни он протянул мне руку.
— Доброго вам дня, мессер Линден, — сказал он. — Я слышал, что вы находитесь в двух шагах от славы и богатства.
— Я преуспеваю, мессер ван Роос, — ответил я, пожимая протянутую руку. — Но я никогда не забываю, что своим нынешним мастерством я обязан часам, проведенным в вашей студии.
На его лице промелькнуло странное выражение.
— Если бы я так думал, — поспешно сказал он, — я бы… Я должен был бы считать себя особенно счастливым.
Была такая странная разница в том, как он произнес начало и конец этого предложения — столько спешки и страсти в первой половине, такая нарочитая вежливость в последней, что я вздрогнул и посмотрел ему прямо в лицо. Он был таким же улыбчивым и непроницаемым, как мраморная статуя.
— Мне тоже повезло, — сказал он после минутной паузы. — Вы видели новую церковь, недавно построенную недалеко от восточного конца Харинг-влиет?