Я ответил, что видел ее мимоходом, но внутри не был.
— Мне было поручено, — сказал он, — расписать ее внутри. Мое Обращение Святого Павла куплено для алтаря, и сейчас я занимаюсь росписью серии фресок на потолке. Не зайдете ли вы как-нибудь и не скажете ли мне свое мнение о них?
Я признался, что очень польщен, и обещал на следующее утро навестить его в церкви. Когда я пришел, он ждал меня у двери с тяжелыми ключами в руке. Мы вошли, и он повернул ключ в замке.
— Я всегда защищаю себя от незваных гостей, — сказал он, улыбаясь. — Люди войдут в церковь, если я оставлю двери незапертыми; а я не собираюсь продолжать свою работу художника, в присутствии каждого болвана, который предпочитает стоять и пялиться на меня.
Удивительно, в какой неприятной манере этот человек обнажал зубы, когда улыбался.
Церковь была красивым зданием в том итальянском стиле, который имитирует античность и предпочитает изящество и великолепие величественной святости готического ордена. Ряд элегантных коринфских колонн поддерживал крышу с каждой стороны нефа; декоративные карнизы были щедро украшены позолотой; великолепная алтарная часть уже заняла предназначенное ей место; а немного левее огражденного пространства, где должен был быть установлен стол для причастия, были возведены высокие леса, которые, — с того места, где стоял я, — казалось, почти соприкасались с крышей, и над которыми я увидел незаконченный набросок мастерски выполненной фрески. Там были еще три или четыре, уже завершенные, а некоторые были просто обозначены углем на их предполагаемых местах.
— Вы не подниметесь со мной наверх? — спросил художник, когда я в достаточной степени выразил свое восхищение. — Или вы боитесь, что у вас закружится голова?
Мне не хотелось подвергать свои нервы такому испытанию, но еще больше не хотелось признаваться в этом; поэтому я следовал за ним от пролета к пролету хрупкого сооружения, ни разу не осмелившись взглянуть вниз.
Наконец мы достигли самого верха. Как я и предполагал, художнику не хватало места даже для того, чтобы принять сидячее положение, и ему приходилось рисовать, лежа на спине. У меня не было желания ложиться, поэтому я посмотрел на фреску, насколько мне было ее видно, и сразу же спустился на пролет ниже, где подождал, пока он вернется ко мне.
— Как это, должно быть, опасно, — сказал я, содрогаясь, — спускаться с этого отвратительного насеста!
— Сначала я так думал так же, — ответил он, — но теперь вполне привык. Вообразите, — сказал он, подходя вплотную к краю лесов, — вообразите, как вы падаете отсюда вниз!