— Драконий выблядок…
— Олений недоносок.
— Гнилой плод инцеста…
— Рогоносец.
— Ублюдок…
— А вот и нет, — оскорблённо вскидываю подбородок. — Мои родители состояли в законном браке, заключённом перед ликами Семерых. Гхм… Раз мы обменялись любезностями, то пришло время заняться делом: я, Визерис Таргариен, обвиняю Роберта Баратиона в мятеже и узурпации власти, трона и короны Семи Королевств. Здесь и сейчас, детоубийца, я вызываю тебя на бой, победитель которого получит всё, а проигравший — лишится жизни.
— Громкие слова… для сопляка, который прячется за наёмниками… и колдовством, — вероятно, олень и был зол до бешенства, что выдавала вся его фигура, но прямо сейчас он доказывал, что не совсем дурак.
— Громкие обвинения в устах того, кто поощряет убийства младенцев, изнасилование беззащитных женщин… и держит рядом с собой клятвопреступников, — кривлю губы в брезгливой гримасе, бросив взгляд на Ланистера и Селми, лежащих у ступеней тронного возвышения. — Сила — это сила, в чём бы она ни заключалась: в армии верных прихлебателей и заговорщиках, готовых на всё, лишь бы забраться повыше, или в наёмниках и магии. Ведь за каждую каплю своей силы я заплатил кровью, потом и слезами…
— Своими ли? — фыркнул прищурившийся пока ещё король. — Или же заплатил кому-то? Как тем пиратам…
— Могу поклясться, что к решению Грейджоев поднять своё восстание я не имею никакого отношения, — ухмыляюсь, мысленно добавляя, что слегка им помог только в одном, пусть и значимом сражении. — Ну так что, король-олень, готов ли ты сражаться за своё королевство? Я даже магию использовать не буду…
Демонстративно вкладываю волшебную палочку в небольшие ножны на поясе, отступаю на несколько шагов и делаю приглашающий жест рукой. В зале, где и без того царило почти полное молчание (не считая нашей милой пикировки), установилась оглушительная тишина, не нарушаемая даже дыханием зрителей, боящихся моргнуть и пропустить что-то важное.
Выхватив меч и взревев подобно медведю, Роберт бросился в атаку, одним прыжком перемахнув и ступени, и лежащих под ногами Белых Плащей. Должен сказать, что смотреть на гору мышц, сверкающую искренней ненавистью во взгляде и вооружённую полосой острого металла… слегка страшно.
Бах-бах!
Два выстрела слились в один, заставив Баратиона запнуться, развернуться боком, а затем упасть на пол. На его груди красовались два багровых пятна, стремительно расползающиеся по одежде. В моих руках же исходили дымком из стволов два пистолета, выхваченные из-за пояса единым движением…
— Ловкость рук, химия и никакой магии, — улыбаюсь самой своей обворожительной улыбкой, обводя взглядом зал и наслаждаясь лицами публики.