– Жареная рыба, месье.
– Что, простите?
– Вам лимон или острый соус?
– Лимон, благодарю вас.
На тарелке лежала целая рыбина и, казалось, укоризненно смотрела круглым глазом. Мне стало неловко: пока я мечтал о счастье, она умерла, чтобы стать моим ужином, и теперь напоминала о своей тяжелой судьбе.
Я очень удивился, поняв, что мое желание вполне осуществимо. Оказывается, чтобы стать счастливым, не нужно быть ни миллиардером, ни рок-звездой, ни известным политиком. И все же эта простая мечта казалась мне недостижимой. Я даже немного разозлился на целителя за то, что он приоткрыл дверцу и позволил взглянуть, какой могла бы быть моя жизнь. Разозлился на дверцу, которая вот-вот захлопнется, оставив лишь горький осадок и ясно показав, как далеки фантазии от реальной жизни.
Оставалось второе задание. Я задумался, где найти компьютер, подключенный к Интернету. Конечно, в отеле, причем в самом шикарном, ведь такая роскошь есть только там. Правда, велик риск нарваться на отказ, ведь я не вхожу в число постояльцев. Ладно, завтра попробую. Придумаю правдоподобное объяснение и загляну в одну из роскошных гостиниц, расположившихся на побережье.
Рыба, казалось, не одобряла мою идею. В ее глазах читался все тот же немой укор. У меня совсем пропал аппетит, и я попросил счет, не съев и половины. Прости, старушка, ты зря умерла.
Выйдя из ресторана, я снова погрузился в пьянящую уличную атмосферу. Ханса и Клаудию я встретил уже около зала церемоний. Стоя перед входом, они торопливо поглощали не особо аппетитные на вид сэндвичи. А что, зачем доставлять себе удовольствие? Перекусить на ходу гораздо быстрее и, что важно, дешевле, чем в кафе. А эти голландцы – такие практичные люди.
– Добрый вечер, Джулиан! – поприветствовали они хором.
– Добрый! Ну что, сколько храмов посетили?
– Скажем так, день прошел не зря, – ответил Ханс.
– Концерт скоро начнется, – напомнила Клаудия.
Зал церемоний представлял собой открытый амфитеатр. Когда мы пришли, он был уже почти полон, и мы заняли свободные места в последнем ряду – на самом верху, зато посередине. Я как меломан со стажем уже кое-что знал о гамелане, инструменте, напоминающем огромные бамбуковые ксилофоны и издающем ограниченное количество довольно грубых звуков. Их было штук восемь на сцене, и, когда начался концерт, меня поразил наполнивший амфитеатр шум. Казалось, я сейчас оглохну от какофонии, но потом сквозь гам стало пробиваться нечто вроде мелодии. Под конец я даже готов был признать, что в этой столь непривычной для западного уха музыке есть определенный шарм. В какой-то момент чувствуешь, что монотонное повторение одних и тех же мелодий действует гипнотически: такое впечатление, будто навязчивые звуки проникают прямо в мозг, погружая тебя в странное состояние. В амфитеатре стоял сильный запах ладана, исходивший сразу из нескольких мест и словно окружавший зрителей. Прошло минут десять-двадцать, а может, и больше – я абсолютно потерял ощущение времени, – и на сцене появились танцовщицы. Они были одеты в роскошные традиционные костюмы, одновременно яркие и изысканные, на головах сложные прически: волосы, убранные в пучок, украшенные жемчугом и прозрачными лентами. В каждом движении сквозила невероятная женственность и грация. Заметив издалека их полузакрытые глаза, я понял, что они в трансе и танцуют под гипнозом. Поразительное зрелище – танцовщицы, пребывающие в измененном состоянии сознания, при этом идеально чувствующие ритм и двигающиеся под звук гамеланов, который не только не дает им выйти из транса, но и передает это состояние зрителям. Они двигались очень слаженно и мерно. Главную роль в танце играли руки. Невероятно изящная и кодифицированная жестикуляция поражала элегантностью и точностью. Публика была настолько увлечена происходящим на сцене, что тоже готова была войти в транс. Надо сказать, этому весьма способствовал разлитый в воздухе запах ладана. Один Ханс время от времени поглядывал на часы. Клаудию спектакль, очевидно, завораживал. Было ощущение, что она вот-вот оторвется от земли и застынет в состоянии левитации, что, конечно, весьма заинтересовало бы ее ученого мужа. Постепенно ритм убыстрялся, а отупляющий рев гамеланов становился все громче, окончательно завладевая мозгом и не давая покоя душе, которая, казалось, уже не принадлежала мне. Запах ладана словно пропитал тело, проникнув вглубь моего существа. В голове плясали световые пятна, а каждая клетка тела вибрировала в ритме перкуссии.