— И тебя тем же краем по тому же месту! — ответил на поздравление Святой Николай и пригубил пиво, опорожнив одним залпом пол кружки.
— Кстати, наверху не довольны датой, которую ты выбрал для подарков и ёлок, — Святой Валентин обтёр с бороды пену и икнул — всё же это Рождество, как — никак.
— Ой, Валя, не трави душу! — отмахнулся Святой Николай — Было же шестого — сказали не так, перенесли на двадцать пятое, так что я тут ни при чём. Ты лучше мясо проверь, а то, уже, в животе урчит.
В камине, на решётке, были разложены большие куски мяса, запекавшиеся от угольного жара, и обильно пускавшие жир в очаг.
Святой Валентин взял длинную двузубую вилку и потыкал ею мясо.
— До сих пор сырое, — пробурчал он — как резина, честное слово.
— Так олень же старенький был, — вздохнул Святой Николай — сколько лет он у меня в упряжке отбегал, и не сосчитать.
— Так зачем же его так? — посочувствовал оленю Святой Валентин.
— А что делать? — Николай глубоко затянулся и выпустил облако густого сизого дыма — Для работы он, уже, не годился, возраст не позволял, вот и пришлось его на пенсию отправить.
— На пенсию? — Святой Валентин снова икнул, но, уже, от возмущения — Хороша же пенсия!
— Ничего не попишешь, — грустно сказал Святой Николай — это — пенсионная реформа имени Тигипко — Гройсмана в действии.
— С этими не поспоришь, — мрачно согласился Валентин — особенно с сильным украинцем, этот и душу вытрясет, — он, по — новой, наполнил кружки пенистым напитком и продолжил — а, вот, про то, что бы дату перенести, ты, всё же, подумай. есть идея на седьмое января переставить.
— Тебе никак Гундяев эту идею подкинул? — усмехнулся Святой Николай.
— А что? — расстерялся его собеседник — Он, тоже, между прочим — христианин.
— Ага, церкви апостола Джугашвилли, — Святой Николай брезгливо потряс бородой — не, эти ребята меня, уже, в двадцать девятом году запретили, так что будет с них. Подкинь — ка лучше топлива, а то зябко становится, — он потёр голые плечи.
На полу перед камином лежал объёмный мешок, Святой Валентин поднял его, запустил руку по локоть и, вытащив добрую охапку писем в конвертах, бросил в огонь. Пламя полыхнуло, пожирая поданную пищу.
— Вот никак не пойму, — Святой Валентин продолжал — подбрасывать топливо — почему тебе всё время письма пишут, я, особо, и не припомню, когда ты, лично, кому — нибудь подарки дарил, кроме, конечно, того случая с тремя сёстрами.
— Пишут, — повторил за другом Святой Николай — да пишут, но письма — то все алчные и корыстолюбивые: дай мне то, подари мне это. В лучшем случае дети просят, что бы родители обратно сошлись. А я — то, что могу, если папашка или мамашка не хотят назад, если, уж, подались в блуд — их не удержишь, но это их выбор, имеют право, — он на секунду задумался — бывают, конечно, и сурьёзные просьбы, там я, всегда, стараюсь помочь, по мере сил…