В самый день торжества Алексей Михайлович пожаловал новыми придачами жалованья своих бояр, особенно выделив и отметив заслуги «дядек» царевича Федора. Боярин князь Федор Федорович Куракин получил наибольшую придачу в 150 рублей, а второго «дядьку» Ивана Богдановича Хитрово царь, «по упрощению сына своего», пожаловал из думных дворян в окольничие. Сохранилась речь самого царя Алексея Михайловича к подданным и другим участникам церемонии. Хотя слова царя носили этикетный характер, они придавали всему действу эмоциональную окраску: «Се прииде время, и приспе день и час, нынешняго летоначального дня, индикта, нам великому государю втораго сына своего государева благовернаго государя царевича и великого князя Феодора Алексеевича всеа Великия и Малыя и Белыя Росии отдати Господу Богу в послужение», привести в соборную церковь «и объявить его благоверного государя царевича» патриарху Иоакиму>{728}.
Артамон Матвеев, как и все, должен был понимать, что права наследника престола переходят к царевичу Федору Алексеевичу. Вместе с этим оживали и надежды Милославских на возрождение их влияния при царском дворе. Поэтому «канцлер» продолжал бороться с постоянной оппозицией боярской аристократии своему влиянию на царя. Для этого он использовал любую возможность. Особенно заметно это в связи с редактированием разрядных книг (наиболее показательны книги за последние годы царствования Алексея Михайловича). Казалось, не осталось ни одной грамоты, полученной от бояр Голицыных или Шереметевых в Посольском приказе, сведения о которой не были вписаны в текст разрядов. Делалось это с дальним умыслом: везде подчеркивалось, что во главе приказа находился Матвеев. Появилось правило: записывать в книги сведения о судебных делах об убийствах или других тяжких преступлениях, если в них были замешаны люди, служившие во дворах знати. Конечно, серьезно никто бы никогда не стал считаться с такими своеобразными местническими аргументами. Но, как показывает казус с ярославским князем-Рюриковичем и боярином из рода Великих-Гагиных, вынужденным вернуться со службы в Киеве по болезни, на всякий случай он не стал лично показываться в приказе у Матвеева, отправив вместо себя сына. Такие попытки создать практически на пустом месте прецеденты для споров о боярской чести усиливали вражду Матвеева с представителями аристократических родов, устраненных из Москвы под благовидными предлогами подальше от царских глаз.
В дворцовых разрядах видны также следы целенаправленной работы Артамона Матвеева по созданию «молодого двора» царицы Натальи Кирилловны. Какое бы важное событие, связанное с праздниками, царскими выходами, столами, ни происходило при дворе царя Алексея Михайловича, следом в разрядных книгах повторялись сведения об участии в придворных церемониях царицы, а рядом с ней упоминались, как правило, три человека: царский тесть боярин Кирилл Полуектович Нарышкин, Артамон Сергеевич Матвеев и дворецкий царицы Авраам Лопухин. Но больше всего утверждению такого нового двора способствовало появление царских детей. В новой царской семье их уже было двое — царевич Петр и его младшая сестра Наталья, родившаяся в августе 1673 года. В дни объявления наследника — царевича Федора также ожидались роды царицы Натальи Кирилловны. Действительно, «за час до вечера» 4 сентября 1674 года родилась еще одна царевна, Феодосия Алексеевна, но торжества по поводу ее рождения были отложены на некоторое время