Сначала московский посол Иван Иванович Чаадаев, отправленный в Речь Посполитую 31 марта 1671 года, должен был получить гарантии общего союза Речи Посполитой, Московского государства и других стран. В Москву Чаадаев возвратился в конце сентября 1671 года. Скрытой целью его посольства стала отсрочка приезда в Москву «великих послов» Речи Посполитой. Короля Михаила Вишневецкого специально просили, чтобы он принял Чаадаева до отправки своих послов и дал согласие на обсуждение дополнительных статей, противоречивших прежним договоренностям. Как писал Артамон Матвеев в своей челобитной, «чтоб польских послов упередить, и застать их от королевскаго величества неотпущенных к Москве, к вам великим государям; а велено ему, будучи в ответе, сенаторам говорить, чтоб королевское величество велел дать своим великим и полномочным послам полную мочь на договаривание некаких новых статей, который явились противны договорам к стороне вашего, великих государей, царскаго величества».
В этом и содержался настоящий дипломатический подвох. Когда «великих послов» Речи Посполитой воеводу хелминского Яна Гнинского, Киприана Бжостовского и Александра Котовича принимали в Грановитой палате 8 декабря 1671 года, их уже ждали заготовленные «аргументы» и обвинения в нарушении Андрусовского договора и в «укоризнах» царю Алексею Михайловичу. Артамон Матвеев, по сути, повторил стратегию своего отчима и прежнего главы посольской службы думного дьяка Алмаза Иванова, сделавшего когда-то ставку на такие доказательства — публикацию «пашквильных книг» и «прописки» (искажения) титулов — в качестве предлога для разрыва Поляновского мирного договора и объявления войны Речи Посполитой в 1653 году. Кроме того, на переговорах с воеводой Яном Гнинским потребовали убрать из Посольской палаты королевского дворца в Варшаве «выображение» о победе под Клушином в 1610 году и представлении взятого в плен царя Василия Шуйского и его братьев королю Сигизмунду III. О том, насколько серьезно в Москве могли к этому относиться, в Речи Посполитой уже знали, и «великое» посольство Яна Гнинского, приехавшее подтвердить присягой и крестным целованием обещание царя Алексея Михайловича о военной помощи в войне против турок и возвращении Киева, вернулось, не исполнив своих задач. «И естьли б, великий государь, — писал в своей челобитной Артамон Матвеев, — не те прописные листы и книга укоризненная, нечего б было против записи и статей говорить с послами».
В ходе переговоров, проведенных с Яном Гнинским, обсуждали возможности поиска союзников для общей борьбы с турецким султаном, но польская сторона была не готова к созданию какой-либо коалиции. Обращаясь к царю Алексею Михайловичу, посол прославлял его как победителя «диких наследников Батыя и Темир-Аксака» и «защитника Европы», но речи эти целей не достигли. Вопреки словам дипломата, не было видно, чтобы из русского и польского народов сложилась «стена христианства». Сами переговоры были посвящены тактике действий в случае нападения османов. 30 марта 1672 года стороны все-таки заключили соглашение, подтвердившее прежний союз, но с указанием на существование между Москвой и Варшавой спорных вопросов. От идеи отправки русских войск на Украину отказались. Свои союзнические обязательства Московское государство должно было выполнить по-другому, организовав походы на османов силами казаков, калмыков и ногаев «сухим путем» и донских и запорожских казаков «на море», что было много выгоднее, чем дальний поход вглубь Речи Посполитой царских полков. Передачу Киева тоже отложили до 1674 года. В утешение королю Михаилу Вишневецкому был отправлен живой белый медведь в сопровождении специально обученных управляться с ним конюхов и псарей…