Раневская вспоминала о работе на картине «Ошибка инженера Кочина», снятой Александром Вениаминовичем Мачеретом по сценарию Юрия Карловича Олеши: «“Ошибку инженера Кочина” Мачерета помните? У него в этой чуши собачьей я играла Иду, жену портного. Он же просто из меня сделал идиотку!
– Войдите в дверь, остановитесь, разведите руками и улыбнитесь. И все! – сказал он мне. – Понятно?
– Нет, Сашенька, ничего не понятно! Мы не в “Мастфоре” (театральная мастерская режиссера, балетмейстера, литератора Николая Михайловича Фореггера 1920–1924 гг.)… и не танец машин я собираюсь изображать!
– Но, Фаиночка, согласитесь, мы и не во МХАТе! Делаем советский детектив – на психологию тут места нет!
Я сдалась, сделала все, что он просил, а потом на экране оказалось, что я радостно приветствую энкавэдэшников! Не говорю уже о том, что Мачерет, сам того не желая, сделал картинку с антисемитским душком, и дети опять прыгали вокруг меня, на разные голоса выкрикивая одну мою фразу: “Абрам, ты забыл свои галоши!”»
Таким образом при отсутствии психологии поступка, предопределенной контекстом и обстоятельствами, и наличии лишь типологических (идеологических) схем поведения ничего не оставалось, как просто изображать человека, собранного из разных подсмотренных в жизни персонажей (в общественном транспорте, в магазине, на вокзале, на приеме у врача), импровизируя, разумеется, доверяя лишь своей интуиции и актерскому чутью. А уже режиссер помещал такого героя в прописанные в утвержденном сценарии коллизии и обстоятельства, будь то председатель колхоза или безродный космополит, ударник труда или иностранный шпион, мать-героиня или продажная женщина, советский ученый или тунеядец (этот список можно продолжать до бесконечности).
Конечно, Раневская понимала это, и выбранный ей метод работы над ролью во многом помогал абстрагироваться от идеологических клише и актерских штампов, от использования которых ее предостерегала еще Павла Леонтьевна Вульф. Также, можно предположить, это делало актрису менее чувствительной и уязвимой к несправедливости и разного рода испытаниям, более индифферентной к хамству начальства и предательству коллег, антисемитским выпадам в свой адрес и абсолютным профессиональным провалам.
В этой связи рассказать о неучастии Фаины Георгиевны в наиболее эпическом сталинском кинопроекте «Иван Грозный» Сергея Эйзенштейна следует особо.
Идея снять масштабную историческую картину о царе Иоанне Васильевиче IV Грозном возникла у Сталина еще до войны. Исторические аналогии виделись «другу всех физкультурников и кинематографистов» абсолютно очевидными – предательство недавних соратников, противостояние Западу, объединение и возвеличивание русских земель.