В день ее смерти, покуда сиделка из хосписа делает необходимые звонки, он выходит на улицу и слышит капель: с крыши течет, деревья пробуждаются, ласточки носятся над головой, горы шевелятся, рокочут, шепчутся. Мир таянья полон звуков.
Он снимает все занавески в доме. Сдергивает с кресел салфеточки, высыпает в мусорное ведро сухие лепестки из вазы, выливает в раковину бурбон. Снимает с полок всех розовощеких фарфоровых детей, укладывает в коробки и относит в благотворительный магазин.
Берет из приюта шестидесятипятифунтового пегого пса с седой мордой по кличке Лютер, заводит его в дом, вываливает в миску банку тушеной говядины с ячменной кашей и смотрит, как Лютер ее заглатывает. Потом пес долго обнюхивает дом, словно не веря своему везению.
Наконец Зено сдергивает с обеденного стола выцветшую кружевную дорожку, приносит со второго этажа коробку и раскладывает книги на ореховой столешнице в пятнах от стаканов. Наливает себе кофе и разворачивает только что купленный линованный блокнот формата А4. Лютер сворачивается у его ног и испускает долгий-предолгий вздох.
Из всех человеческих безумств, сказал как-то Рекс, самое смиряющее и самое благородное – попытки переводить с мертвых языков. Мы не знаем, как звучал древнегреческий в устной речи, еле-еле можем сопоставить его слова с нашими, мы с самого начала обречены на провал. Однако сама попытка вытащить что-то из мрака истории в наше время и наш язык, говорил Рекс, – это лучшая из нелепых авантюр.
Зено точит карандаш и вновь берется за перевод.
«Арго»
64-й год миссии
276-й день в гермоотсеке № 1
Констанция
Позади нее поток машин, навеки застывший у озера. Безликие подростки в майках все так же замерли на полушаге. Однако перед ней в Атласе все живое, подвижное: небо над контейнером-совой превращается в клубящийся серебристый полог, и с него сыплются снежинки.
Констанция делает шаг вперед. По обе стороны заснеженной дорожки тянутся неподстриженные можжевеловые кусты, а в дальнем конце стоит голубое викторианское здание, двухэтажное и очень ветхое. Крыльцо покосилось, труба выглядит кривой. В окне синяя табличка «ОТКРЫТО».
– Сивилла, что это?
Сивилла не отвечает. Полузасыпанная снегом вывеска гласит:
За спиной у Констанции все в Лейкпорте по-прежнему статичное, летнее, закрепленное на своем месте, как всегда в Атласе. Но здесь, на углу Лейк-стрит и Парк-стрит, за дверцей контейнера для возврата книг, зима.
Снег падает на можжевельники, снежинки жалят глаза, воздух пахнет металлом. Вступая на дорожку, Констанция слышит скрип снега; ее ноги оставляют на нем следы. Она поднимается по пяти гранитным ступеням. В стеклянном окошке двери – объявление детским почерком: