Момент Макиавелли (Покок) - страница 136

. Коротко говоря, это «ветхий Адам», который, как надеялся Савонарола, должен сгореть в огне духовного обновления. Однако Гвиччардини использует гражданский и классический лексикон, а не апокалиптический словарь, как его предшественник. Чтобы отсечь зло, говорит он, нужен скальпель (coltello) Ликурга, который искоренил в Спарте роскошь за день, разделив все имущество и запретив деньги и украшения. Спартанцев мгновенно охватило необыкновенное стремление к аскезе и забота об общем благе, и имя Ликурга славно тем, что благодаря grazia — благодати? благосклонности фортуны? — ему удалось осуществить такую долговременную перемену. Великие философы оказались бессильны сделать это, и неудивительно, что здесь усматривали помощь Аполлона, потому что преобразование города — дело скорее божественное, нежели человеческое[282].

Савонарола понимал преобразование в чисто аристотелевском смысле, как наложение формы на материю, восстановление материи — жители города являлись «материальной причиной» его существования — для осуществления ею своего изначального предназначения. И в этом смысле он предпочитал говорить о rinnovazione. Впрочем, как христианин, он считал предназначением праведную жизнь. Prima forma была ниспослана как благодать, поэтому преобразование могло произойти лишь в апокалиптическом контексте, обусловленном действием благодати в истории. Сожжение «вторичной природы», сложившейся в человеке в результате погони за благами, далекими от святости, за «суетной мишурой», было необходимой частью восстановления. Очень важно отметить, что Гвиччардини переосмысляет те же темы, используя другую и не столь очевидно христианскую риторику. Он не прибегает к категориям формы и материи, равно как и не говорит, что fortuna упорядочивается под воздействием virtù. Законодатель достигает сверхчеловеческого успеха в преобразовании города — его законы и добродетели живут в веках и именно в связи с этим актом Гвиччардини использует слово grazia. Это чудесное деяние обеспечивает законодателю репутацию человека, получившего божественную помощь, пусть и не саму помощь. Он действует, систематически искореняя тягу к роскоши, зло, издревле угнездившееся в сознании человека. Параллели важны не меньше, чем различия. С одной стороны, если Савонарола считал, что роскошь и суета отвлекают душу от стремления к благодати, то Гвиччардини полагал, что они отвлекают гражданина от стремления к общему благу. Место Иеремии заступил Ликург, который содействует обновлению, учреждая законы, а не призывая к покаянию. Однако законы направлены непосредственно на нравственные качества граждан и возрождают их естественную наклонность, или «первую природу», побуждающую искать общего блага, когда они больше не отвлекаются на личные удовольствия. Это и означает, что люди по природе добры. Учение о том, что люди обладают испорченной «вторичной природой», заставляющей их при первой возможности идти на поводу у приватных интересов, позволяет в соответствующем контексте без особых противоречий заявить, что люди по природе дурны